Кремль спокойствия. Ирина Тихолоз
раза, преодолевает душа Человека, тем совершеннее она становится.
– Рисихи! Рисихи! Вы меня совсем не слушаете! У вас все хорошо?
Кристина обеспокоенно вырвала меня из залипания в ее Человеческую душу.
– Простите, все в порядке. Просто, – смутилась я, – первый раз вижу…
– Человека?
Кристина понимающе улыбнулась.
– Наверно, я не первая, кто так говорит, – предположила я, от чего мне стало еще более неловко за свою социальную неадаптированность и предсказуемость.
– Всего лишь вторая. До этого я работала только с одним монахом.
Сквозь добрую улыбку Кристины едва заметно промелькнула грусть. Она тут же зацепила за собой мое внимание, и погрузила его в тщательно запрятанную от самой Кристины частичку воспоминаний о предыдущем монахе, который, развоплотившись, покинул Землю несколько дней назад. Я в одно мгновение нашла Святое Я этого парня, с которым он сразу же слился после смерти и сейчас уже совсем в другом виде занимается своими новыми делами на 87-м уровне, какими именно, я не стала уточнять – не интересно, да и не красиво везде совать свой метафизический нос.
Поскольку монахи знают, что с ними будет после смерти, то и отношение к ней намного проще, чем у Людей, искусственных существ и большинства гражданских носителей Святого Я. Для нас это равносильно возвращению домой. Некоторые и вовсе ждут не дождутся побыстрее выполнить свою задачу и отправиться на свой уровень, но я к ним не отношусь. Такие экземпляры скорее исключение, чем правило. У людей же смерть – это всегда дремучая неизвестность, поросшая дебрями религиозных и эзотерических догадок, за которыми она кажется еще более непроглядной и зловеще пустой. Наивысший человеческий страх заключается в вероятности того, что даже за самым убедительным занавесом любого вероисповедания может оказаться всепоглощающее небытие с въедливой пустотой, что непременно уничтожит всевозможные формы и конструкции, привычные человеческому восприятию, а новым и непривычным она вовсе не позволит зародиться. Однако ни одному Человеку даже в голову не придет бояться того, что в этой страшной пустоте может раствориться наблюдатель, которому предстоит ее созерцать. Если этот страх способен на какое-то мгновение закрасться в голову к Человеку, то он там надолго не задержится и вскоре покажется ему абсурдным, поскольку Человеческое существо не способно лишиться внутреннего наблюдателя.
Зацепившись за грусть Кристины, я увлеклась беспардонным изучением ее внутреннего мира, тем самым вытащила не самые приятные его аспекты на чувствительную поверхность ее ума и совсем не заметила, как за считанные секунды довела женщину до слез.
– Кристина! Простите! Что же я наделала! – растерялась я.
Мне еще никогда в жизни не было так стыдно.
– Ничего страшного, я была к этому