Кремль спокойствия. Ирина Тихолоз
такое же, как и у него, темно-зеленое кожаное кресло. Я села и отправила запрос Святому Я о местах, что означали штампы на бусинах, но почувствовала, как Первотитан перекрыл мой канал.
– Ну зачем? Я же специально встретился с тобой почти вживую, во всей своей трехмерной красе, как ты любишь, – Амирани будто презентовал себя, демонстративно указывая на точную копию своего материального аспекта обеими руками с головы до пояса, а затем увлекся распечатыванием пачки сигарет, которую пару секунд назад вытащил из кармана брюк, как только выбросил тлеющий бычок куда-то в темноту. – Не мог отказать тебе в удовольствии живого общения. Хоть и во сне.
Стоит признать, что даже в домашнем и помятом варианте земной аспект Первотитана выглядел канонически привлекательно по всем параметрам. Не зря Да Винчи изобразил его, как эталон идеальных пропорций человеческого тела. Можно было подумать, что Амирани только и делает, что усердно занимается в зале под предводительством лучших фитнес-тренеров, делая перерывы исключительно на процедуры по уходу за кожей, волосами, и еду, составленную никем иным, как богом диетологии. На самом же деле Амирани не делает абсолютно ничего, чтобы иметь столь идеальное тело. Оно у него такое по умолчанию во всех предыдущих и последующих воплощениях, как у главного и единственного Первотитана, которому подвластна материя в любом ее виде и количестве. Последняя мысль пронеслась у меня с неожиданной долей зависти, и Амирани это заметил. Он усмехнулся и выдохнул очередную порцию дыма все в том же направлении.
– Я уже хренову тучу лет назад потерял какой-либо гендерный интерес к кому или чему бы то ни было. Но, смотрю, ты пока не потеряла, поэтому вот тебе мое искушенное мнение: охуенно тебе в этом костюмчике, – при этом Амирани указал на меня таким уверенным жестом, будто подчеркнув свои слова.
Я вздрогнула и быстро осмотрела себя. На мне был все тот же сине-розовый спортивный комплект, но после слов и взгляда Амирани, я почувствовала себя совершенно голой, и тщетно попыталась скрыть смущение. С тех пор для наших встреч в высших мерностях я зафиксировала монастырскую рясу в качестве одежды по умолчанию.
– Какая милота, – продолжал ухмыляться он, внимательно рассматривая мое лицо. – Ты даже во сне краснеешь. В любом случае, я рад, что твоя новая подруга все-таки стащила с тебя эту идиотскую рясу, пусть и не в том контексте, как ей хотелось бы.
После этого мне стало совсем неловко. Причем я никак не могла понять, почему. Амирани, казалось, сам был удивлен моей реакции и вызванным ей недоумением. А его ухмылки, которые он еще пытался сдерживать, переросли в откровенный хохот.
– Извини, – сказал он сквозь смех, – но это правда забавно.
– Что именно? – нарвалась я.
Во мне одновременно нарастали обида, злость и желание провалиться сквозь землю.
– То, что ты так яро отвергаешь свою сексуальность, стыдишься и убираешь на корню