Обезличенность. Книга первая. Никита Владимирович Лазарев
я уминал картошку, запивая прохладной колой, а затем просто глазел в окно на проносящиеся мимо дачные посёлки, поля и пролески. Всё-таки, завораживающее зрелище, когда поезд идёт по насыпи, возвышающейся над полем. Я говорил ребятам, что еду проведать мать, но на самом деле я давно живу с бабушкой за городом. Я не смог терпеть родителей, которым бутылка оказалась дороже. К её чести, она спокойно приняла моё решение с десятого класса жить у неё и готовиться к поступлению, в отличие от родителей, которые говорили, чтобы я шёл в ПТУ и работать, ибо им не хватает на бутылку.
Я вышел из вагона, но привычно встречающей розовощёкой старушки не нашёл. Внутри что-то стало неспокойно. Выкинув упаковку от картошки, я направился по улице в посёлок. Таких обычно навалом возле железной дороги, если отъехать километров за пятьдесят от столицы.
Её дом с резными ставнями выгорел дотла. Я не мог поверить, что такое возможно на самом деле,
– Сынок, Адамовна погибла. Тут такое пожаришшэ было, – подошла ко мне соседка.
– Когда это случилось? – внутри меня что-то оборвалось.
– Тык, неделю назад уж. Приходил Сэмён, денег думал занять на неё, проклятую. Адамовна не дала, так он с проклятьями ушёл, а ночью пожар. Машин было… Мы с Ванькой еле баню отлили, а то занялася бы, и пиши пропало.
– А похоронили где?
– Ой, сынок, – у соседки задрожали губы, – от Адамовны ничего и не осталося, даже хоронить было нечого, сгинула, как не было, – она расплакалась.
Соседку звали баба Тоня. Она переехала из деревни давным давно, но забрала с собой говор и некоторые привычки. Шутка ли, раньше и в подмосковье было полно совхозов, в одном из которых и трудилась Антонина Викторовна Мороз. Бабушка – Агафья Адамовна, была главным агрономом, поэтому её все и звали по отчеству. И по-свойски, а в то же время – и с уважением. Сложно сдерживать себя в руках, но необходимо. В это время из-за угла выбежал Васька, – типичный русский кот с белым пузом и носочками на всех лапах и полосатой спиной. Усы у него обгорели, и он жалобно мяукал.
– Ладно, верю, куда тебе, животинке, растормошить старушку, – я взял его на руки и начал гладить, – спасибо, баб Тонь… Васька хотя бы уцелел…
Надо собрать в кучу мозги. Бабушки нет, жить негде, котячего, как и меня, надо куда-то пристроить. К родителям? Ни в коем случае. К сожалению, я теперь один, и с этим придётся бороться. Семён – мой отец. очевидно и ясно, что, скорее всего, дом поджёг он, значит, толку мне лезть к нему? Никакого. Уже, наверняка, в кутузке, где ему и место.
– Алло! Макс? – я решил позвонить единственному человеку, который мог мне маломальски помочь, – Забери меня нахрен отсюда… Нет.. Адрес скину. Жду.
В это время кот свернулся калачиком у меня на руках, а я отправился в деревенский ларёк за стопкой водки и чёрным хлебом. Купив это, я сел на крыльце, открыл "стопарик", перочинным ножом отрезал кусок хлеба и положил сверху. Баба Тоня, видя это, тоже принесла мне пятьдесят грамм за помин души, и тарелку