Сталинградская Богородица. Валерий Шамбаров
полиции, а также служащие вспомогательной и военной полиции, переводчики, связисты.
Выше уже отмечалось, что руководство этими подразделениями возлагалось на Гейдриха. Он, кстати, наметил протащить через карательные акции многих высокопоставленных эсэсовцев, которых считал белоручками и «интеллигентами». Сотрудников центрального аппарата управления безопасности, кабинетных работников. Под предлогом, чтобы личный состав «не огрубел», включал и женщин – по 10–15 машинисток, канцелярских служащих. Надо сказать, что Гейдрих добился своего. «Интеллигенты» привыкали, превращались в циничных и матерых палачей. Из аккуратненьких фрау и фройляйн, скромненько стучавших на пишущих машинках в берлинских кабинетах, получались знаменитые эсэсовские «суки».
Каким образом должны осуществляться казни, Гейдрих расписал в подробных инструкциях. Оговаривалось, что перед расстрелом обреченные должны сдавать золото, ценные вещи, снимать одежду и обувь. Все имущество предписывалось отправлять в административно-хозяйственную службу СС для передачи в финансовое управление рейха. Хотя понятие «коммунистических активистов» оказывалось слишком расплывчатым. Если брать только членов партии, получалось маловато. А советскую иерархию немцы знали плохо, путались в ней. Для организации репрессий привлекали местных старост, бургомистров, полицаев. Они строчили доносы абы выслужиться, сводили личные счеты. К «активистам» причисляли депутатов захудалых сельсоветов, колхозных бригадиров и прочее мелкое начальство. Хватали «семьи красных командиров» – а в СССР в категорию «командиров» входили даже сержанты. Для количества добавляли комсомольских активистов, стахановцев – обычных рабочих или крестьян, удостоенных этого звания за перевыполнение трудовых нормативов.
В материалах Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков сохранились тысячи свидетельств, одно ужаснее другого. Очевидцами выступали военные, выходившие из окружения, бежавшие из плена, жители населенных пунктов, освобожденных в ходе контрнаступлений. Рассказывали о кошмарах Львова – как во дворе забитой узниками тюрьмы сотни людей были расстреляны или заколоты штыками. Рассказывали о лагере заложников под Минском: сюда притаскивали совершенно случайных граждан, задержанных в облавах, и так же, случайным образом, забирали их на смерть.
Спасшиеся окруженцы описывали «жен красных командиров», казненных под Белостоком, – нагие и изуродованные женские трупы были насажены на колья. В Бахмаче согнали в станционный склад триста «стахановок» с детьми и сожгли заживо. Под Ленинградом гитлеровцы использовали женщин и детей в качестве живого щита. Вели их перед собой в атаках возле городка Добруша, возле совхоза «Выборы». А похожие друг на друга свидетельства о нескольких десятках жителей, перебитых в том или ином селе, стекались со всех фронтов.
С этими расправами соединилось