Автобиография. Маргарет Тэтчер
распространенный миф о тридцатых, должно быть, то, что это были скорее правые, чем левые (те, кто с энтузиазмом потворствовал политике умиротворения). Исходя не только из моего собственного опыта (я жила в политически активной семье правых), но и вспоминая о том, как лейбористы голосовали против воинского призыва даже после того, как немцы заняли Прагу, я никогда не могла в это поверить. Но важно помнить, что атмосфера того времени была столь пацифистской, что возможности практичного политического решения были ограничены.
Масштаб проблемы стал явным во время парламентских выборов 1935 года – тогда, в возрасте десяти лет, я обрела свой первый политический опыт. Уже ясно, что я росла в чрезвычайно политической семье. И при всей серьезности чувства долга, что лежало в ее основе, политика была развлечением. Я была слишком мала, чтобы агитировать за моего отца во время выборов в совет, но меня приставили к работе – я складывала ярко-красные выборные листовки, восхваляющие достоинства кандидата от консерваторов сэра Виктора Уоррендера. Мои липкие пальцы окрасились в красный цвет, и кто-то сказал: «Вот помада леди Уоррендер». Я, без сомнения, хотела снова увидеть сэра Виктора. В день выборов мне было поручено важное задание бегать взад и вперед между комнатой, где заседали консерваторы, и избирательным участком (наша школа) с информацией о том, кто уже проголосовал. Наш кандидат победил большинством голосов, хотя преимущество уменьшилось с 16 000 до 6000 голосов.
Я не понимала тогда споров о перевооружении и Лиге наций, но это были очень трудные выборы, проходившие в борьбе с оппозицией со стороны энтузиастов референдума и с Абиссинской войной на заднем плане. Позднее, в подростковые годы, я вела жаркие споры с другими консерваторами о том, был ли Болдуин виновен в том, что ввел электорат в заблуждение во время кампании, не рассказав об опасности, грозившей стране. На самом деле, если бы партия «Национальное правительство» не прошла на выборах, перевооружение не случилось бы быстрее, и очень вероятно, что лейбористы сделали бы еще меньше. Да и Лига наций никогда не смогла бы предотвратить войну.
У нас, как и у многих людей, были смешанные чувства по поводу Мюнхенского соглашения, подписанного в сентябре 1938 года. В то время было невозможно не быть на перепутье. К тому моменту мы многое знали о гитлеровском режиме и его возможных намерениях – нашей семье кое-что разъяснил тот факт, что Гитлер уничтожил клуб «Ротари» в Германии. Мой отец всегда воспринимал это как огромную дань чести, когда-либо оказанной ротарианцам. Диктаторы, как мы поняли, были способны мириться с «маленькими отрядами» Берка – добровольными организациями, помогающими существованию гражданского общества, – не больше, чем с личными правами человека, полагающимися ему по закону. Доктор Яух, немец по происхождению и, возможно, лучший врач в городе, получал массу информации из Германии, которой он делился с моим отцом, и тот, в свою очередь, обсуждал ее со мной.
Я уже достаточно знала о Гитлере.