Русские бабы. Елена Крюкова
почуявши,
ты узнаешь её и меня.
Как надломит мне жизнь руки белые,
над оврагом и чашей распяв,
закричу я. И ты, птица верная,
отзовёшься, крыла распластав,
в раструб чаши Грааля над берегом,
в горн, наполненный плазмой огня,
над посёлком немым и растерянным,
не поверившим в птицу – в меня.
Заброшенный Рай
С утра, росою серебримый,
подходит август к середине.
В садах заброшенных рябины
горбатые нагнули спины.
Они глядят на тело Рая —
В былье каком грушовки тонут.
А выше – яблони сгорают,
хрустя корой в изгибах чёрных,
Увязнув в мире по колени,
набрякшие к излёту лета,
запретные, на дне столетий,
одни меж тем и этим светом…
Тут Рай заросший и обвисший,
где в брюньках рыжих облепиха
курчавая плывёт меж вишен,
с поклоном к утреннему Кришне.
И я иду, как посторонний,
но августейший соучастник,
глядеть на щедрые уроны
чьего-то брошенного счастья.
Я за грибами и с корзинкой —
Захожий странник в дальнем Рае.
Мне подаёт плоды поминок,
крестясь, седая ветка с края.
Кто я? Садовник? Огородник?
Нет никого. Никто не скажет.
А боровинка-одиночка
с дичинкой – и горчит, и вяжет.
Боровинка* – сорт яблок
«Кто я?.. Что я?.. Знать не стоит…»
Кто я?.. Что я?.. Знать не стоит.
А живу – в Раю.
Я из старой драной шапки
звёзды раздаю.
Рассыпаю их горстями —
тьма в той шапке их.
С голубями, новостями,
в рыбах золотых.
Раздаю за так, за посвист.
Мне под хвост шлея —
Забирайте яства, гости!
Сыпься, жизнь моя!
Вся, что есть, как в дырках шапка
на пустой калган.
Трёт карман душа-монадка —
Золото! Отдам!
Серебром осыплю грядки:
«Сейся, серебро!..»
Разберёте на подарки
ягодок добро.
Получите, милый мальчик,
сладкий петушок.
Это солнышко в нём скачет.
Накоплю ещё!
Я для вас скачу по свету —
долам и полям.
В уголке «пальта» монетка.
Утаила я.
Надо всё раздать, до крошки,
до дыры, до дна!
Колокольцы скоморошьи
звонкие звенят.
Богатеть неловко очень —
грех держать в себе.
Раздарю-ка глазки-очи,
не возьму себе!
Вот они: морские ветры,
карее кольцо —
не нужны и две монеты
им перед концом.
За последнею звездою
зимней, на заре,
над голодною судьбою
снега на дворе,
небесами над домами
пролетаю я.
Придорожный