Я не вру, мама. Тимур Нигматуллин
Правды я от него никогда не слышала. И в кого только такой.
– Дядя Наум говорит, что в Горбачева.
Анатолий Иванович поднял глаза сначала на меня, затем взглянул на маму, чему-то усмехнулся и вновь продолжил свои записи. Закончив их, он закрыл тетрадь и, покрутив ручку в руке, спросил:
– Ложиться вместе с сыном будете?
Мама вздрогнула.
– Иначе никак, – убедительно сказал Анатолий Иванович, – надо, пока не поздно, его в реальность вернуть. Он верит в то, что врет. Это опасно. Дядя Наум это кто?
– Сосед. Алкаш. Но спокойный, – с какими-то нотками надежды произнесла эти слова мама, как будто то, что сосед – алкаш, но спокойный, могло решить мою судьбу в этой больнице. – Он к нему часто в гости ходит, когда мы с мужем на работе. Точно ложиться надо?
– Ты зачем к больным в клетку полез? – перевел разговор Анатолий Иванович. – Еще чуть-чуть и разорвали бы тебя на кусочки. Там, знаешь, кто только не лежит. Ты с Алисой в песочнице играл?
– Нет, – удивился я тому, откуда этот лысый, словно коленка, врач знает про песочницу.
– Вот отсюда все видно, – показал Анатолий Иванович на окно, – да и она говорила, мальчик в матросском костюме красивый и пальцы красивые у него. Что скажешь?
Самое противное, когда припирают к стенке с двух сторон. В окно меня видел. Алиса сказала. Но правда еще противней, когда она к тому же и не твоя.
– Не играл, – отвернулся я от Анатолия Ивановича, – она играла.
– А-а-а. Философ значит. Ну-ну. Дело не в этом. Ты ее бабушку видел? Не отвечай. Знаю. Не видел. Так вот. Старуха та, с ногтями вырванными, Алисой изъедена. И на ногах такая же история. Это Алиса во вкус входит. Тренируется, так сказать. А после полностью сожрет. Разделает или живьем загрызет – этого пока сказать не могу. Но то, что будет, – факт!
– Да что ж вы ребенку такое! – воскликнула мама. – Вы что?
Анатолий Иванович строго посмотрел на нее, потом снова на меня.
– Выхода два у тебя. Или врать перестаешь, или с такими, как Алиса, лежать будешь. Димуля тоже рядом с тобой окажется. Только мочится он не под себя, а на других. Весело?
Мама, вытаращив глаза, смотрела на врача и молчала.
– Ну, что скажешь? – спросил Анатолий Иванович, выдержав паузу. – Выбирать тебе.
Я посмотрел на маму. Она стала цвета мела, который я кушал по утрам в садике, тыря его с доски.
– Ложусь тогда, – сказал я и сжал кулаки.
– Врет? – спросил врач маму.
– Врет, – еле выговорила мама и стала собирать мои вещи. – Значит, можем идти?
– Вот это ему давайте по вечерам. Ничего страшного. Травяные отвары, – сказал Анатолий Иванович и протянул маме бумагу.
На выходе мама чуть задержалась и, обернувшись, спросила.
– Дядю Наума изолировать?
– Зачем? – удивился врач. – Пусть ходит. Ко мне через месяц. Посмотрим, что получится. Давай, читать учись, – подмигнул мне Анатолий Иванович и протер свою голову носовым платком.
Дома, перед сном, мама протянула мне какую-то горькую жидкость,