Иные песни. Яцек Дукай
врага, но только через его добровольную клятву. Насколько вообще наши поступки в этом мире можно называть добровольными. Таков их триумф.
Он вошел один, это совпадает с легендой, он всегда входит первым, принимает под свою руку. Я не уверен, учуял ли я и выступил ли ему навстречу, или же это он нашел меня там, на улице. Полдень, жара, никакой тени. Я увидел его, выходящего из-за поворота, он был пешим, в левой руке нагайка, похлопывал ей ритмично по ноге. Шаг за шагом, медленно, это была прогулка виктора, и каждое место, которым он прошел, каждый дом, который миновал, каждая вещь, на которую взглянул – мне и вправду мнилось, что я вижу эту бегущую сквозь керос волну морфы,– каждая вещь отныне была более Чернокнижником. Он застал меня сидящим на земле, и, пока он ко мне приближался, я пытался подняться на ноги. Я давно уже ничего не ел, о еде было и не помыслить, скорее всего, так и остался бы на четвереньках, знал, что должен остаться на четвереньках, на коленях, головой в пыли, целовать ему ноги, когда приблизится, так следовало поступить, все к тому шло – попытайся понять, хотя это лишь слова,– когда я поднял голову, он возвышался на половину неба, се великан, он перерос род людской, мы не доставали ему и до плеча, до груди, он – над, мы – под, земля, пыль, грязь, на коленях, на коленях – попытайся понять – ему ничего не нужно было говорить, он стоял надо мной, нагайка о ногу, тук-тук, я что-то бормотал, возможно, стонал мольбы, слюна на подбородке, голова свешивается, но продолжал вставать, нога, рука, опираясь и трясясь, он стоит, ждет, я чувствовал его запах, как миндаль на устах самоубийц, может, запах его короны – попытайся понять, сам я не понимаю,– я встал, поднял взгляд, полуослепший, взглянул ему в глаза – небесный цвет, смуглая кожа, он усмехнулся из-под усов, что должна была означать та усмешка, снится мне до сих пор, усмешка кратистоса-триумфатора. Понимаешь ли ты это? Он сказал бы слово, и я вырвал бы себе сердце, чтобы его удовлетворить.
Я плюнул ему в лицо.
II
Ζ
Аэреус
22 Априлиса 1194 года господин Иероним Бербелек покинул княжеский город Воденбург на борту воздушной свиньи «Аль-Хавиджа», отправившись в путешествие в Александрию. Сопутствовали ему сын и дочь, а также двое слуг.
Заняли две двойные кабины θ-I и K-Λ на верхнем уровне. «Аль-Хавиджа» взяла еще десятерых пассажиров. Нанял ее княжеский стекольный завод для прямого перелета до Александрии без промежуточных стыковок, и демиургос метео-аэростата извещал, что путь в 20 тысяч стадиев займет от трех до семи дней.
В ночь с 23 на 24 Априлиса, когда пролетали над долиной Родана – тени высоких Альп маячили на восточном небосклоне, желтое лицо Луны проглядывало меж тучами,– один из пассажиров оказался убит. Услышали только его короткий вскрик, когда несчастный падал в холодную тьму, сквозь десятки стадиев к невидимой земле.
Следует описать пространство убийства. «Аль-Хавиджа» принадлежала к свиньям среднего размера: от железной иглы клюва до кривых крыльев хвоста – без малого