Иные песни. Яцек Дукай
позже из Нила выловили их одежды, разодранные крокодилами. Анеис Панатакис был александрийским комиссионером компании «Ньютэ, Икита тэ Бербелек».
Господин Бербелек отыскал его на задворках складов. Панатакис угостил его кахвой, пикваями, дактилями, троекратно пригласил в дом, шестикратно покаялся за дурные условия, в которых ему приходится принимать столь важного гостя, и многажды проклял свою бедность, жадных таможенников, Гипатию и Навуходоносора, воззвал к помощи всех богов (даже здесь у него стояли алтарики Манат, Кристоса и Меркурия), повздыхал по старым добрым временам, накричал на невольника, не ко времени заявившегося с какой-то вестью,– и лишь тогда позволил господину Бербелеку представить свое дело.
– Хм-м-м,– задумчиво посасывал позже мундштук трубки,– значит, ты хочешь, эстлос, просто узнать о ней все, что можно.
– Да.
– И, насколько я понимаю, это не просьба эстлоса Ньютэ.
– Я передал тебе письма от него.
– Да-а. Высокая аристократия. У кузины Гипатии. Хм-м-м. Еще кахвы?
– Нет, спасибо.
– В любом случае, пришлю к тебе человека по делу переговоров с Африканской, эстлос.
На улицах царила жара, солнце выжигало последние пятна тени из щелей между камнями мостовой, из-под навесов домов и забегаловок. У виктики господина Бербелека ждал Фарад, сын сенешаля дома эстле Лотте, служащий Иерониму проводником по городу. Увидев господина Бербелека, он прервал громкий спор с каким-то торговцем, поклонился и помог эстлосу взойти в экипаж; только после этого уселся сам, сохраняя должную дистанцию. На Фараде была лишь короткая юбка и сандалии, и Иероним, который, выйдя из тени, тотчас облился потом, окинул его свирепым взглядом.
– Куда теперь, эстлос? – спросил юноша.
– Портной, хороший и быстрый.
– О, это не проблема, эстле Лотте пользуется услугами лучшего, и, кажется, тот еще сегодня должен прийти во дворец, снять мерку с эстле Лятек.
– С кого?
– С эстле Алитэ.
– Ах. Ну да. И далеко до его мастерской? До полудня еще много времени. Нужно переодеться во что-то, хм, неводенбургское.
Кожа Фарада, как и у всех александрийцев,– цвета темной меди. Однако для этого достаточно было пожить продолжительное время в короне Навуходоносора.
Портной, старый мидиец, снял мерку лично, отослав помощников взмахом руки. Господин Бербелек заказал несколько комплектов одежды и купил один готовый, пошитый для кого-то другого, но:
– Он может подождать,– решил мидиец, сложив губы трубочкой. Белое на белом: свободные хлопковые шальвары, широкая кируфа из хлопка и шелка, с голубым узором по рукавам. Кируфа оказалась изысканной версией бурнуса, с полами до земли и глубоким капюшоном. Ее можно было застегивать, хотя днем обычно ходили в распахнутой. В комплект входили сандалии, но Иероним остался в неургийских юграх с высоким голенищем. Мидиец пообещал остальную одежду уже на этой неделе. Проводил господина Бербелека