Столица на костях. Величие и проклятие Петербурга. Андрей Буровский
он продал душу дьяволу и по ночам колдует в старой башне (узнаете колорит? – А.Б.). Для колдовства «черный папа» читает бесовские книги, написанные на не ведомом никому языке, а окна этой башни по ночам освещаются голубовато-сине-зеленым пламенем, и башня содрогается, камни стучат друг о друга, когда там появляются неведомые существа.
Иные даже видели своими глазами, как папа с сине-зеленым лицом приплясывал и пел под утро, возвращаясь из этой башни, и якобы порой он лежал по утрам в странном оцепенелом состоянии, и добудиться его было невозможно.
Рассказывали также, что когда погребали покойного папу, когда гроб стоял в соборе Святого Петра, вдруг у изголовья гроба появился некто, закутанный в черный плащ с головой. Свечи стали вдруг светиться синим и зеленым, холод и зловоние поползли от этой фигуры. Хотели поднять руку, чтобы сотворить крестное знамение – но ни одна рука не поднялась. Хотели спросить незнакомца, кто он такой и откуда явился – но никто не смог открыть рта.
А потом незнакомец исчез, но там, где он стоял, остались два оплавленных в камне следа, напоминающих по форме копыта.
Что касается следов – то они сохранились и по сей день, следы копыт может видеть всякий желающий. В эту часть истории просто приходится верить. А вот насчет книг… Дело в том, что все книги папы Иннокентия II хранятся в библиотеке Ватикана и совершенно доступны. Одна из них написана на иврите, четыре – на арабском, а все остальные, до десятка – на греческом языке. Каким надо быть фантастическим неучем, чтобы говорить о «неведомых языках», – даже и обсуждать не хочу.
Да и странное поведение папы тоже может иметь малопочтенное, но очень материалистическое объяснение: один из приборов, которые создал ученый папа, судя по рисункам, очень напоминает самогонный аппарат. Нет, я ничего не утверждаю, ни на чем не настаиваю и папу ни в чем не обвиняю. Я только говорю, что прибор похож на самогонный аппарат, и ничего больше, – причем похож с моей, вероятно, порочной точки зрения.
Впрочем, вернемся к Брюсу – крупному ученому, ославленному колдуном.
Для темы нашей книги очень важно, что Яков Вилимович Брюс не любил Петербурга. По крайней мере, у нас нет никаких сведений, что Петербург вызывал у него вообще какие-то положительные эмоции. Вот Москву Яков Брюс любил, это известно совершенно точно. В Москву он возвращался всегда с удовольствием, и если мог выбирать, где ему находиться, – обычно выбирал Москву. С Москвой связана вся интеллектуальная деятельность Якова Брюса, особенно с Сухаревой башней, в которой у него были свой кабинет и астрономическая лаборатория.
По существу дела, перед нами ярко выраженный москвич по месту рождения и воспитания, для которого Москва – это малая родина, находиться в которой для него комфортнее всего.
Он же шотландец?! Да, по этническому происхождению – шотландец. Но Яков Брюс был шотландцем, который никогда в своей жизни так и не увидел Шотландии. Был один шанс после Великого посольства, и то «на всякий случай» англичане