Эта ласковая земля. Уильям Крюгер

      – Он сказал?

      – Д-д-да, мэм, – ответил я, заикаясь, но не менее почтительно.

      – И где он?

      – В-в-вы знаете, миссис Брикман.

      – Мертв, вот где. Его больше нет, чтобы читать тебе истории. Теперь ты слушаешь мои истории. И они значат то, что я говорю. Понятно?

      – Я… я…

      – Да или нет?

      Она наклонилась ко мне. Она была стройной, с нежным овальным личиком жемчужного цвета. Ее глаза были зелеными и острыми, как молодые шипы на розовом кусте. Длинные черные волосы она носила распущенными и расчесывала, пока они не становились мягкими, как кошачья шерстка. От нее пахло тальком и – еле уловимо – виски, эти ароматы с годами станут мне хорошо знакомы.

      – Да, – сказал я как никогда тихо.

      – Он не хотел проявлять неуважение, мэм, – вмешался Альберт.

      – Я с тобой разговариваю?

      Зеленые шипы ее глаз воткнулись в моего брата.

      – Нет, мэм.

      Она выпрямилась и обвела столовую взглядом.

      – Еще вопросы?

      Я думал – надеялся, молился – что на этом все и закончится. Но в тот вечер мистер Брикман пришел в спальню и вызвал нас с Альбертом. Мужчина был высоким, худощавым и красивым, по мнению многих женщин в школе, но я видел только его огромные черные зрачки. Он напоминал мне змею с ногами.

      – Мальчики, сегодня вы спите в другом месте, – сказал он. – Идите за мной.

      В ту первую ночь в тихой комнате я почти не сомкнул глаз. Стоял апрель, и гулявший по пустошам Дакоты ветер еще был холодным. Со смерти папы не прошло и недели. Наша мама умерла за два года до этого. В Миннесоте у нас не осталось ни родни, ни друзей – никого, кто знал бы или волновался о нас. Мы были единственными белыми мальчиками в школе для индейцев. Что может быть хуже? Но потом я услышал крысу и остаток долгой темной ночи до рассвета жался к Альберту и железной двери, подняв колени к подбородку, не скрывая слез, которые видел только Альберт и до которых все равно никому, кроме него, не было дела.