Эта ласковая земля. Уильям Крюгер
я плакал уже от этого.
Когда я закончил, плакали все, даже мистер Брикман, у которого, как оказалось, было сердце, хоть и маленькое. Но у Черной ведьмы сердца не было, и она не проронила ни слезинки. Она злобно смотрела на нас с мисс Стрэттон. Я хотел вернуться на свое место на трибунах, но мисс Стрэттон остановила меня, взяв за руку.
Мистер Брикман закончил церемонию молитвой, и дети начали покидать спортзал. Миссис Брикман наклонилась к Эмми и что-то сказала, потом встала и подошла к фисгармонии.
– Прелестная мелодия, – произнесла она, но ее голос говорил совсем другое. – И весьма неожиданная.
Мисс Стрэттон смотрела с таким выражением, словно ждала, что Черная ведьма бросится на нее и проглотит целиком.
– Это была моя идея, мэм, – сказал я. – Я знал, что это любимая песня миссис Фрост. Мисс Стрэттон просто оказала мне любезность, вот и все.
– Любезность. Конечно. Но, Лавиния, когда вы в следующий раз решите быть любезной, я хотела бы знать заранее. И должна сказать, что нахожу странным, что вы так легко поддались капризу одного из учеников.
– Этого больше не повторится, Тельма.
Миссис Брикман перевела взгляд на меня.
– Ты хорошо играл, Оди.
– Спасибо, мэм.
– Наслаждайся своей гармоникой, пока можешь.
Она вернулась к Эмми, взяла ее за руку и вывела прочь. Эмми оглянулась на меня. Я хорошо знал этот потерянный взгляд, и он разбил мне сердце.
Мисс Стрэттон посмотрела им вслед и тихо сказала:
– Торнадо забрал не ту женщину.
Свободное время в Линкольнской школе было редкостью, и тот день не стал исключением. Нас всех распределили на работу. Сенокос на полях Бледсо завершился, но я получил другое неприятное назначение – полевые работы под железным взглядом ДиМарко. Я не собирался работать на ДиМарко. Пока остальные шли следом за Вольцем и мистером Грини в столовую, я ускользнул.
До разрушенной фермы Фростов было три мили. Добравшись туда, я увидел, что все было так же, как мы оставили тем ужасным днем, – сплошные нетронутые руины. Листья на вывороченных деревьях уже начали засыхать, стали коричневыми и ломкими. Пикап так и лежал перевернутым и по-прежнему напоминал дохлую черепаху. Я увидел кролика, грызущего молодые побеги в большом огороде миссис Фрост. Он смотрел на меня и не пытался убежать. Ферму разрушило полностью, но меньше чем в ста ярдах деревья вдоль реки остались нетронутыми.
Я спустился к козлам, на которых мистер Фрост всегда хранил каноэ. Крепкое суденышко все еще лежало на месте, укрывая весла. Я сел на речной берег и вспомнил свой последний раз здесь, последний хороший день. Если на похоронах, играя «Шенандоа», я проронил несколько слез, то теперь плакал навзрыд. Я ненавидел Альберта за его правоту. Нельзя было привязываться к миссис Фрост и Эмми. Одна была мертва, и вторая, как мне казалось, тоже. Меня ужасала судьба маленькой девочки, но что я мог сделать? В точности как с Билли Красным Рукавом. Мне