На изнанке чудес. Юлия Андреевна Флоренская
озаряется светом. А когда радость проникает в город, люди откладывают дела, поднимают головы и удивленно глядят друг на друга, будто видят впервые и чувствуют глубже обычного.
Лес уже давно не служил им источником вдохновения. Они заблудились в лабиринтах города. Утонули в работе, чтобы тратить деньги на развлечения и бесполезные вещи. Затеяли гонку ради лучшей жизни. И вот тогда-то радость ушла.
Иногда у Пелагеи на душе тоже становилось муторно, но она знала, как с этим бороться. Выглянет в окно, послушает песню соловья – и за вязание. Накатит черная мысль, а она ее в петлю. Накатит другая – и ее в петлю. Длинная получалась нить.
А однажды на нить без всякого умысла наступил кот Обормот. В тот день по громкоговорителям в городе объявили чрезвычайную ситуацию. Из тюрьмы сбежал опасный преступник. Чем быстрее его отловить, тем лучше для общества.
Услыхав новость от лесничего, Пелагея выбросила нить за порог и побежала закрывать ставни. Будто в воду глядела. Преступник явился именно к ней. Шасть на крыльцо, а там нить. Не пускает. Как будто за версту чует людей с черными мыслями.
Пелагея рассказала Киприану о преступнике и не удержалась от смеха.
– Вопил так, что чуть стёкла не лопнули! Всё требовал впустить. Ну, а пока он требовал, подоспели блюстители закона. Даже поблагодарили меня за содействие.
– Ты и твой кот… Вы созданы друг для друга, – усмехнулся Киприан, шагая впереди. Пурпурная мантия колыхалась у его ног, как живая. Из-под туфель выныривали прыткие ящерки, торопились по делам блестящие жуки. Дятлы затеяли в лесном краю капитальный ремонт и с великим усердием долбили стволы. То тут, то там сваливались в кусты сосновые шишки.
– Так говоришь, силки в ветвях? – Без предупреждения обернулся он. Пелагея едва в него не врезалась.
– Вот именно. Снизу и не заметишь. А до крон без превращения добраться нелегко.
– Я покажу как, – сказал Киприан. Он выбрал дерево, обхватил руками бороздчатый ствол и что-то прошептал. Дерево застонало, принялось кряхтеть, точно столетний старик, после чего с тяжким скрипом опустило ветви к земле.
– Не робей! Иди сюда! – позвал Киприан. Подобрав подол, Пелагея поспешила к нему. – Дерево только на первый взгляд толстокожее, – объяснил он. – Скажешь правильные слова – станешь его повелительницей.
Он снова что-то шепнул на непонятном языке, и ветвь, на которой они с Пелагеей устроились, начала подниматься, точно кабина барахлящего аттракциона.
С тех пор, как в лесу обнаружились первые силки на арний, солнце в небе стало редким гостем. Чаще всего на него наползали тучи. Но сегодня повезло. Когда ветвь поднялась еще выше, Пелагея зажмурилась от яркого света. Превратиться бы сейчас в горлицу, отправиться, куда глаза глядят! Перед нею распростерлась головокружительная даль. Небо – фарфорово-голубое, облака – перистые, невесомые. Так и хочется улететь.
– А вот и силки, – сказал Киприан.
– Где?
Пелагея повернулась слишком