Априори Life 2. Лариса Бутырина
пытались вывернуть наизнанку. Мышцы непроизвольно сокращались и сдавливались спазмами. Мне стало казаться, что еще немного и меня вывернет, желудок отзывался характерными позывами. Но что еще было более странным, – я будто видела это все со стороны…
Последнее, что я еще успела запомнить, были резко сузившиеся до едва заметной вертикальной полосочки зрачки Энигмы. Больше видеть мне ничего не хотелось, и, не выдержав, я выскочила из кресла.
Спустя некоторое время Саша нашел меня в саду.
– Пошли, – подхватив меня под руку, сказал он.
Я оглянулась на него и, не увидев во взгляде хотя бы намека на желание меня понять, последовала за ним. Я не скрою, меня интересовало, что же в итоге сказала Энигма, и чем закончилась их беседа, но спрашивать не решалась, – духу, видимо, не хватало.
Обратная дорога, говорят, всегда короче… не знаю. Может потому, что срубает беспокойный поверхностный сон, а может просто есть над чем подвести итоги. Мне было, о чем поразмыслить. Кошки целой гурьбой вновь заскребли по душе, явно что-то закапывая, то ли с перепугу от количества воздушных ям за все время полета, то ли по старой памяти. Початая еще перед посадкой бутылка из duty free плохо спасала, от обеда я отказалась. Саша не полетел со мной. Сказал, что еще нужно уладить детали, лишь всучил белый конверт со словами, что перемены неизбежны и обратной дороги нет. Тоже мне, открыл, как говорится, Америку. Сколько раз за времена своей деятельности я получала такие конверты с последующими инструкциями, сколько раз приступала к заданиям, даже не раскрывая конверта, сколько раз выполняла изложенное пошагово и беспрекословно, и лишь единожды оступилась…
… и этого было достаточно. Я, как сапер, знаете ли. В моей профессии вторых попыток не дают. А если и дают – то это уже ультиматумы. И они, как и перманентная горечь на языке, становятся вынужденной необходимостью, если все еще хочешь жить. Я хотела.
Открыть конверт я решилась только после посадки в столице.
Прохладный весенний ветер проникал в квартиру сквозь приоткрытое окно. Новый день, утреннее кофе, узкая лестница, поворот ключа зажигания и шум мотора, едва слышный, – так работают только новые двигатели. Я глубоко вдохнула запах салона и улыбнулась, подставляя лицо столь ранним лучам солнца. Как, все-таки, хорошо, что утро наступает всегда. Что бы ни происходило за прошедшие сутки, чем бы ни заканчивалась ночь, ты всегда знаешь, что через каких-то четыре, три, два часа ты сможешь встать и начать жить заново. Только в этом, наверное, и можно быть уверенным. Я отчего-то улыбнулась еще шире и плотнее закрыла глаза. В стекло вдруг неожиданно постучали. Я вздрогнула. Больше от внезапности, нежели от увиденного, хотя то, что открылось передо мной тоже вызвало несколько неоднозначные эмоции. Заплывший левый глаз, распухшая губа и сплошной синеватый оттенок всей кожи лица, едва позволяли распознать черты не малознакомого мне человека.
«Неслабо его так отделали. Совсем озверели там, черти».
Он