Литературная рабыня: будни и праздники. Наталия Соколовская
хочу его беспокоить.
– Ах, вот как, не хочешь беспокоить…
Ну, и зачем Наташка заговорила про Ираклия? Теперь действительно получается, что все очень и очень серьезно…
А подруге Мане я и вовсе звонить не стала: я и фразу еще закончить не успею, как у моего подъезда притормозит «скорая помощь» с лучшей реанимационной бригадой. Только этого мне не хватало.
Два следующих дня я не придиралась к сыну. Не ругала за двойки, замечания в дневнике и беспорядок в комнате. И правда, какое все это имеет значение, если речь идет о жизни и смерти!
Кто-то из сведущих знакомых сказал мне, что томография – обследование как обследование. Ничего страшного. Засунут тебя в трубу такую, вроде древнеегипетского саркофага. Внутри темно. Лежи себе и на выбор: думай о смысле жизни, молись или стихи читай, можно даже собственные. И так сорок минут.
…И вот теперь лежу я в трубе. Ни зги не видно. Темнота для меня – зрительный аналог невесомости. Меня мутит, мне срочно требуется опора, ориентир какой-то. И я закрываю глаза. Так, по крайней мере, легче вообразить источник света. Жизнь меня научила: все настоящие источники света находятся скорее внутри, чем снаружи.
Труба начинает гудеть и основательно постреливать. Сердце мое немедленно выходит из берегов. Однажды такое со мной уже было: тьма кромешная, закрытые глаза и автоматные очереди, вроде этих. Неужели – было?
Лежу в совершенно и окончательно замкнутом пространстве прямо как в гробу. Лежу и чувствую настоящую панику. Зато я теперь знаю, что у меня склонность к клаустрофобии. Впору колотиться об эту трубу всем телом и просить пощады. Только у кого? Вот что, оказывается, испытал Гоголь… Бедный, бедный заживо погребенный классик…
Вспоминаю, чему меня учили, и пробую молиться. Но молитвы хороши как на земле, так и на небе. А я сейчас пребываю в иной субстанции. И эта субстанция в разных тональностях и с разными интервалами стреляет, грохочет и завывает, сбивая с ритма. Значит, и с чтением стихов тоже пролет. И остается мне только одно: думать о жизни.
Штука в том, что последние годы я работаю почти без передыха. Работаю на работе и работаю дома. Специфика такая. Недавно увидела в метро, как одно издательство свои книжки рекламирует. Висит плакат, а на нем слоган с призывом: «Отправь голову в отпуск!»
Но держу пари, что самим сотрудникам этого, да и почти любого другого издательства о подобном остается только мечтать. По крайней мере, с тех пор, как издание книг стало индустрией. И даже составляющей шоу-бизнеса. И даже настоящей «фабрикой грез», не побоюсь этого заимствования.
Так что и мой праздник всегда со мной, потому что и я работаю в издательстве. Редактуры, корректуры, верстки (кто не знает, что это такое, – ничего страшного: едим же мы колбасу, не задумываясь особенно, из чего и как ее изготовили). Да еще надо авторам позвонить. Некоторых застаешь дома только ближе к ночи.
Авторы – дело тонкое. Надо выслушать, как дела, как семья и здоровье, что нового в смысле творческих планов… Потом ненавязчиво предложить