Панджшер навсегда (сборник). Юрий Мещеряков
задубевшем от ветра лице ощущалась незавершенность мысли, которая вот-вот должна разрешиться. – Да тебя самого вместе с Рыбакиным под трибунал отдать надо!
– С какой формулировкой?
– За потерю управления в батальоне! Пойдет такая? Как ты вообще мог этого «щенка» поставить командиром поста у нас в тылу? Это он так полку спину прикрывал?
– Он виноват. Но здесь не только его вина. У меня среди взводных ни одного старлея нет. Выбирать не из кого.
– Не ты один в таком положении.
– А кем комплектовали рядовой и сержантский состав батальона перед отправкой?
– Я в курсе, только это дела не меняет. Теперь это твои солдаты.
– Кто бы спорил, – пробормотал Усачев, сдерживая эмоции. – Но как же не меняет, а с кем Рыбакин службу нес? У него, у кого-то другого это рано или поздно случилось бы.
– Должно было, говоришь, но случилось именно у твоего взводного. Не умаляй роли командира! Родителям что будешь рассказывать? Что это должно было случиться?
– Ну это ниже пояса, они – преступники, а уж потом жертвы, вот о чем родителям надо рассказать! Что касается меня, то я не отказываюсь от ответственности, но должен доложить, что Рыбакин – подготовленный офицер, может быть, лучший. Я и сейчас на этом настаиваю.
– Смело, слишком смело с твоей стороны. Я все-таки советовал бы гонор поубавить, еще политотдел своего слова не сказал. И я уверен, что это слово будет не в твою защиту. Про комплектование постарайся больше не вспоминать, месяц прошел, как твой батальон здесь. Боевая подготовка, политико-воспитательная работа… Все проведено. Так? Батальон участвовал в зачистках и блокировках, получил хорошую практику. Так? Все поняли, где они находятся, что это не Термез. Так?
– Все так, только дело не в боевой подготовке…
Офицеры – заместители командира полка, командиры и начальники штабов батальонов, командиры рот, – защищенные от посторонних глаз полуразрушенными стенами дувалов и маскировочными сетями, молча сидели на длинных лавках и старались не встречаться взглядами ни с Карцевым, ни с Усачевым. Если бы кто-то из них попал в эту ситуацию? Что бы он делал на месте Усачева? А эти двое уперто и бестолково отстаивали каждый свою правду, и, кажется, оба понимали, что ничего не докажут друг другу, отчего сам вопрос становился острее и переходил из категории служебных в категорию личных. А ответ на вопрос… Он же очевиден. Очевиден, как старый солдатский котелок, который в походе что мать родная, как автомат, который не успеваешь почистить от боя к бою, как жизнь, за которую каждый отвечает сам.
– Да, дело не только в боевой подготовке – дело в готовности к бою. Я всем скажу. Вы вот что… Если до кого-то не дошло. Это не учения. Здесь обед не по расписанию. Это – война! Лучше сейчас понять. А когда отпевать начнут – тогда, извините, поздно. Я защищать никого не буду, за нами солдатские жизни, кроме нас, их уберечь некому.
В минутной паузе вдруг почувствовалось некоторое облегчение, словно пик напряженности, взаимного неприятия пройден и настало время