Самозванец и гибельный младенец. Станислав Казимирович Росовецкий
выломать подходящую палку. Пожал плечами и, не удостоив прощального взгляда столь занимательное, для летописца какого-нибудь безумно привлекательное зрелище – разрушенные Кромы и под ними табор восставшего московского войска, поплелся загаженой обочиной дороги.
Глава 5. Доспех для лешачонка, немецкий шлем для домового и незваные друзья для юродивого Самохи
Поздняя весна незаметно перешла в лето, и, казалось бы, жизнь на Анфискином постоялом дворе потекла размеренно и спокойно. Бессонко усердно заметал во дворе и в покоях, по вечерам или рубился понарошку с паном Рышардом, или, если дождило, мечтал на чердаке с Домашним дедушкой о походе в Большой мир. Рысь еще ворчал для порядка, однако хозяйке как-то признался, что если по правде, то в мастерстве владения саблею ученик уже превзошел учителя. Он заявил даже, криво улыбнувшись, что в настоящей, а не примерной рубке сей необычный подросток (у него выговорилось «настолятэк», и это слово пришлось ему толмачить Анфиске окольно) наверняка победил бы его. Когда прекрасная корчмарка, загадочно улыбаясь, передала Бессонку это лестное для него мнение, он от радости подпрыгнул до потолка, за что впоследствии порицал себя: ведь сам он давно понял, что рубится уже лучше пана.
По-прежнему трудясь за обеденным столом за троих, а то и за четверых, подросток на вкусной Анфискиной стряпне продолжал, словно былинный богатырь, растеть-матереть, и уже мечтал о том, как вскорости ему станет впору вражеский рыцарский доспех. Благо и корчмарка в добрую свою минуту согласилась отдать искореженный шлем. Торжественно извлеченный из курятника, он был заботливо очищен от позорных следов восседания на нем пестрых Анфискиных кур-несушек.
Поездка в кузницу вместе с унылым Спирькой и невидимым Домашним дедушкой, ехавшим охлюпкой на пристяжной Савраске, стала для Бессонка настоящим откровением. После выхода из леса это было первое приближение его к городу Путивлю, к большому городу со множеством людей. И хотя лес, через который довелось на сей раз проезжать, не очень-то отличался от окружавшего Анфискин постоялый двор (не говоря уж о том, что и здесь все еще продолжались владения его приемного отца Лешего), Бессонко очень остро ощущал, что проезжает местами, где еще не ступала его нога.
Усадьба кузнеца стояла в двух часах пути от постоялого двора и была поставлена с разумной осмотрительностью: именно на таком отдалении от большой дороги, чтобы особенно не привлекать внимания путников, в кузнечных услугах не нуждающихся, зато чтобы подорожный, которому надо поправить ось, железный обод колеса или лошадь подковать, сразу же обнаружил кузницу, увидев выставленные на двух шестах тележное колесо и непомерно большую, для лошади-великанши, подкову. И внутри довольно мощной ограды сама кузница, из которой валил таинственно черный дым, была заметно отнесена в сторону от жилой избы и прочих хозяйственных построек.
– Это чтобы искрой из кузницы не устроить большого пожара, –