Викинги. Заклятие волхвов. Николай Бахрошин
боги лишили даже этого утешения. Путешествуя по побережью, и сейчас, на острове, он много размышлял о стихах, но, если разобраться, не сложил ни одной стоящей висы. Даже удивительно – когда был счастлив, он сумел рассказать о любовной тоске, а теперь… Как Якоб-скальд, который знает о поэзии все и не может только самого главного – сочинять стихи, грустно улыбался Сьевнар.
Да, старому Якобу, дожидающемуся его новых творений, похоже, придется ждать долго, подумал он. Безголосый скальд – это ли не наказание богов? Понять бы еще – в чем он виноват перед ними?
А в чем был виноват перед Сангриль, что она отбросила его как ненужную ветошь?
Сьевнар шел, и утоптанная тропа уводила его все дальше от дружинных построек. Снег, отражающий бледный свет месяца, светился словно сам по себе и отчетливо скрипел под ногами. Казалось, его шаги разносятся на весь остров.
Вокруг было по-зимнему безлюдно, Миствельд дремал под белым покровом. Даже море словно бы затаилось, набиралось сил, чтобы снова и снова разбивать непокорной волной намерзающий прибрежный лед.
Дубовая роща Глассир была названа так в честь знаменитой рощи богов-ассов Глассир Сияющей, что растет в Асгарде перед дворцом Одина. Сьевнару как-то рассказали, раньше на острове совсем не было дубов, не та почва. Но когда-то один из ярлов острова дал всем братьям наказ привозить из каждой отлучки по полному шлему плодородной земли. Этот старинный обычай до сих пор соблюдался. За долгое время существования братства воины навезли целое поле, так в центре острова появились любимые деревья Одина Все-Отца. Среди них, согласно обычаю, высился камень Одина с высеченными по гладкой поверхности рунами. Воины часто приносили подарки к священному камню и смазывали его своей и чужой кровью, этой водой жизни и смерти, если хотели привлечь внимание богов.
Сейчас священная роща тоже спала под зимним покровом. Среди коренастых деревьев, чернеющих толстыми ветвями с налипшими снежными шапками, Сьевнар не сразу заметил Гуннара. Тот неподвижно сидел на заснеженных камнях под дубом, закутавшись в темный длинный фельдр-плащ, с накинутым на голову остроконечным капюшоном.
Увидев, наконец, старшего брата, Сьевнар подошел ближе. Гуннар не шевельнулся, даже не обернулся на его шаги…
Когда Сьевнар только осваивался на острове, Гуннар Косильщик показался ему человеком веселым и легким. Еще в их первую встречу в море Сьевнар про себя сравнил его с кузнечиком. И дело не только в долговязом сложении и стремительности движений, отличавших знаменитого мечника. Чувствовалась в нем некая брызжущая, игривая сила, сразу выделявшая его среди остальных.
Действительно, как беззаботный кузнечик, скачущий по летнему лугу. И на ратном поле, и за хмельным столом Гуннар был одинаково оживлен, весел, приветлив и лучился, как весеннее солнышко.
Молва не врала, в бою на мечах Гуннару не было равных, быстро убедился новый брат острова. Сьевнар сам видел, как Косильщик, разминаясь ратной игрой, вышел с одним Самосеком, своим знаменитым длинным мечом, против четверых