Викинги. Заклятие волхвов. Николай Бахрошин
об заклад с таким проворным юнцом. Но в бою на мечах, Сьевнар, мало одного проворства. Да, ты сильный, у тебя быстрые ноги и крепкая спина… Но ты все делаешь неправильно! Неправильно двигаешься, неправильно держишь меч, ты не думаешь, что делаешь сам, и не видишь, что делаю я… Так или нет?
– Так, похоже…
– Я знаю, ты считаешься бывалым воином, ты ходил в набеги и убивал врагов.
Я не умаляю твоих заслуг, Сьевнар, но если противник держит меч как лопату, его можно убить и комком земли. Вот если ты встретишь на своем пути настоящего бойца и начнешь наскакивать на него, как бык на ворота… Думаю, ему не понадобится много времени, чтобы отвалить от тела твою удалую голову… Так или нет?
Сьевнар только удрученно кивал.
– Не так давно, всего лишь прошлой зимой, я услышал от скальда Атли мансаунг о любви к женщине и тоске по ней, – вдруг рассказал Косильщик. – Я помню, меня поразило тогда, как точно неизвестный скальд описал мои собственные чувства. Я бы и сам рассказал о своей далекой любви точно так же, если бы умел так красиво складывать висы… А потом я узнал, что мансаунг «Память о девушке, ждущей воина» сочинил Сьевнар Складный из Ранг-фиорда. Потом Сьевнар Складный сам появился на острове… Не слишком ли много совпадений? Ты не находишь?
Сьевнар удивленно вскинул глаза. При чем тут его стихи? Почему Гуннар заговорил о них после его неуклюжих атак, к чему клонит? Или решил сказать, что сочинять висы проще, чем сражаться на мечах? Ну, это еще как посмотреть…
Косильщик сам ответил на его невысказанный вопрос:
– Почему, думаешь, я вспомнил твои стихи? Хорошие стихи, я давно хотел сказать тебе это, – больше, чем хорошие, я-то знаю, о чем говорю… – теперь Гуннар говорил медленно, потирая щеку большим пальцем правой руки, как всегда делал, задумываясь о чем-нибудь. – Да, когда-то я тоже потерял свою большую любовь… И прожил потом долгую жизнь, и многое нашел на дорогах жизни. Но такой любви я больше не встретил, да… И никогда не чувствовал себя настолько счастливым, словно готов разом обнять весь Мидгард… Не знаю… Наверное, память о ней, той любви, останется в моем сердце даже в Асгарде за столом эйнхириев. Смерть, я думаю, тоже не принесет мне забвения, потому что есть в этом мире то, что не в силах изменить даже боги…
Сьевнар, вдумываясь в его слова, неопределенно покачал головой. Косильщик, заметив это, коротко махнул рукой, словно бы заранее отметая всякие возражения.
– Но я хотел говорить с тобой не об этом. Когда я повторял про себя висы поразившего меня мансаунга, Сьевнар Складный представлялся мне бывалым воином, убеленным сединами и пережившим многое, – продолжил он. – Я представлял себе, что когда-нибудь встречу его на дороге викинга, что мы сядем с ним за чарами с пивом и поговорим о том сокровенном, о чем суровые воины стесняются говорить за общим столом… А оказалось – он молод, почти юнец, даже не понимающий разницы между рукоятью меча, или, к примеру, секиры или палицы… – Гуннар пристально глянул на него, усмехнулся и неожиданно подмигнул, как мальчишка. Встряхнул белой гривой, на которой были незаметны