Указом награждать не предусмотрено. Проза XXI века. Юрий Любушкин
центра. Сколько жизней было заплачено за то, чтобы вот так обыденно прозвучала команда майора Ковалева:
– Выход на цель! Приготовиться! Впере-ее-д!
Ну, а если честно, всем им по душе пришелся немецкий ручной пулемет МГ. Вот это вещь! Нам бы такой…
После изнурительного дня Никита, как и, впрочем, все его сослуживцы, валился с ног. Лишь прозвучит команад «Отбой», он падал без чувств на койку и спал без сновидений. Спать! Казалось, только коснулся щекой подушки, а уже звучит команда «Подъем!». Эх, елы-палы, поспать бы еще часок. Несбыточная мечта, даже в воскресный день. Железный распорядок был расписан на все семь дней в неделю и загодя вперед. Домой попасть – несбыточная мечта. Хоть и до Москвы несколько часов езды, но… В первый день, как прибыли в столицу, их прямо с вокзала, погрузив в машины, без остановок и сюда – в ближайшее Подмосковье. На «базу». Хотел сделать маме сюрприз – не получилось. Нежданная встреча и радость нежданная, только… Еще в штабе отряда перед отправкой в Москву ему строго-настрого наказали: никаких телеграмм, никаких сообщений домой. В Москву, тем более.
– Ознакомтесь – секретная инструкция и распишитесь о неразглашении, – голос старшего командира сух и беспристрастен, нетерпящий намека на возражение. – Вам все ясно, товарищ лейтенант?
– Так, точно!
Но с мамой удалось свидеться. Помог Ковалев, добился у Начальства для Никиты краткосрочного однодневного отпуска. Было это в начале июня. Теперь все: и подавно не отпустят. Какие могут быть свидания – война… Оно и понятно: дело предстоит чрезвычайной важности. И название им дано особое – спецотряды НКВД СССР. А это – не фунт изюму, с учетом что им суждено выполнять. На них возложена задача особой важности. Не каждому их товарищу по заставе была доверена такая особая миссия. А только именно им, лучшим из лучших представителей погранвойск. Так то… И потому каждый день от зари до зари – напряженные занятия. Иногда на пределе человеческих сил. Потому и каждый новый день был насыщенней и напряженней предыдущего. И все они сознавали, что война не потерпит малейшего разгильдяйства и даже слабенького, ничтожного недочета в их подготовке. «Фашист – вояка матерый!» – наставлял их один из инструкторов, сам в недавнем прошлом боевой командир, окопник. И зло добавлял, чертыхаясь: «А кто со мной не согласен, может обращаться в особый отдел. Понятно дело, что внезапно. Понятно дело, что коварно. Только мы, как включили „драп“, так и без оглядки на полной передаче от самой границы до Москвы. Потому он и лупит нас и в хвост и в гриву, что злости в нас никакой. Чуть что, ноги в руки и бежать. Так и до Урала можно добежать. А на войне воевать надо. Воевать! Чтоб не тебя фашист, а ты его в хвост и в гриву колошматил. Одна беда: нет в нас этой злости. Да и стыда нет, пол России уже просрали, аники-воины».
А ведь прав был старлей-фронтовик. И по сути и по форме –