Просветленные. Светлана Ангарская
пожалуй, если можно, я телефон выключу. А то будут звонить коллеги, гадости говорить. Я их никогда не слушаю и рецензии не читаю. И вам, как творческому человеку, не советую. Поет душа – надо творить, а читатель – он у нас умный, сам разберется, кто ему нужен, а кто нет. Последнее дело – под критиков подстраиваться, совсем себя потеряешь, – махнул он рукой. Глаза его как-то молодо заблестели, а густые, хотя и совсем белые усы и брови задорно поднялись.
Ишь вояка, заулыбалась Лера. Старая гвардия, с такими не пропадешь! Вот поколение было! Жаль, что мало уже их осталось…
Дальше съемочная группа поехала в Музей Ленина на Красную площадь.
Здесь перед входом толпились люди с красными знаменами и плакатами в руках, на которых было написано: «Руки прочь от нашего Ильича!»
Музей должны были скоро закрыть, и директор его, доктор наук, моложавый энергичный мужчина с рыжеватыми волосами и ясными голубыми глазами, отчаянно боровшийся за его сохранение, был рад любому слову в эфире. Он принял телевизионщиков в своем огромном, на пол-этажа, роскошном кабинете, заставленном полками с книгами в золотых переплетах с марксистко-ленинскими сочинениями.
Надо сказать, Лера была в этом помпезном здании второй раз в жизни. Впервые – первоклашкой, с дедушкой за ручку. Но это было давно, и детские впечатления уже стерлись. А сейчас здание поразило ее своей презентабельностью и простором. Зал, в котором лежала гуттаперчевая копия мумии вождя на смертном одре, занимал целый этаж, и там кроме нее находились только знамена. Вообще музею явно не хватало экспонатов, был он какой-то полупустой, в отличие от перегруженного Исторического, расположенного в соседнем здании, где часть экспонатов вечно хранилась в запасниках, так как не хватало места. Или, может, сейчас ее раскрепощенному сознанию так казалось, подумай-ка она так прежде. Свои впечатления Валерия и высказала директору, начав с этого интервью.
– Пусть так, – неожиданно согласился он. – Может, и не нужно такого вот большого и помпезного здания, но хоть маленький, совсем скромный домик у Ильича должен быть свой. Ведь растащат все экспонаты, не будет цельной экспозиции, когда передадут в Исторический музей. Это же наша история, и столько людей живут по-прежнему с этим именем в сердце! Дайте им спокойно умереть, не кощунствуйте над их святынями, – умоляющим голосом произнес он наконец. – Ведь и до того дойдет, что и из Мавзолея вынесут! – бросил он взгляд на окно, выходящее на Красную площадь.
– Да, в конце концов, Ленин сам не просил создавать ему такой музей и хоронить в Мавзолее, – заметила журналистка.
– Совсем не просил, – согласился директор, – он с мамой рядом завещал себя похоронить.
Вот так и получается, когда люди создают себе кумиров, а потом разочаровываются. И как некрасиво и неудобно решать сейчас этот вопрос – закрывать музей, насмерть обижая кого-то, переносить мумию из Мавзолея, а что до этого дойдет, Лера не сомневалась. Почитаешь Самохина, так еще как за это проголосуешь.
– А какая все же