Закат цвета индиго. Евгения Михайлова
Я там живу, в другой комнате.
– Ах ты «кака така», мать твою! Ты триста баксов хочешь за совместное с тобой проживание? Ты что, тут останешься? Будешь мелькать постоянно и вонять своим халатом? Бабуля, за такие свои фантазии ты сама платить должна. – Даша решительно поднялась. – По-хорошему надо бы тебя потрясти перед уходом. Небось распихала тут по всем углам заначку на похороны, а умирать не собираешься.
Старуха испуганно пискнула. Даша мгновение грозно смотрела на нее, а потом пошла к двери, откуда послала воздушный поцелуй несостоявшейся бизнесвумен.
– Ладно. Не бзди. Ариведерчи, малышка.
На улице Даша вынула из кармана полушубка бумажник, пересчитала его содержимое. Полторы тысячи долларов и три тысячи рублей. Нормально. Она отложила пятьсот долларов в задний карман тесных джинсов. Отсюда никто не вытащит. Это на квартиру на первое время. Остальные деньги рассовала по остальным карманам. Бумажник бросила в ближайшую урну. Оглянулась по сторонам. Там Белорусский вокзал, там Маяковка, значит, где-то здесь клевый, не очень дорогой бутик. Она быстро нашла его, открыла дверь из массива дерева и небрежной походкой вошла в небольшой, изысканно обставленный салон. Когда дверь за ней закрылась, к урне подошел бомж по кличке Вовка-Кабанчик. Деликатно взял большой бумажник из натуральной кожи и, затаив дыхание, открыл по очереди все отделения. Мелочи рублей на двадцать, не меньше, ключи на блестящем брелоке с кнопочками. Маленькая фотография симпатичной женщины. На паспорт такие делают. Вовка хотел ее выбросить, но подумал и сунул обратно в бумажник. Она напомнила ему маму. Потом лучше рассмотрит. Он нажал одну кнопку на брелке, и вокруг него заплясали красные лазерные зайчики. Вовка даже засмеялся от восторга. Он нажал другую – в прозрачном окошке появилась нарядная барышня. Нажал третью – барышня быстро потеряла все свои наряды и кокетливо прикрылась двумя ладошками, которые, конечно же, ничего не прикрыли. «Вот это вещь!» – потрясенно прошептал Вовка, спрятал сокровища во внутренний карман пальто и застегнул его для верности большой английской булавкой.
Когда Никита с трудом проснулся, в комнате было почти темно. Голова болела, что-то тяжело давило на руку. Он не сразу понял, что это Варькина голова. Бесцеремонно сбросил ее, сел на постели, брезгливо повел носом. Чумичка! Могла бы помыться перед тем, как рядом с ним спать завалилась. Да и белье постельное если и меняла, то не в последние месяцы. Что ж это он так напился. Никита насупил брови, вспоминая что-то очень неприятное. Ах да. Эта стерва. Чем-то она его зацепила, он даже предложил ей войти в дело. А она… Он почувствовал тянущую боль в паху. Сука! Он такое никому не прощает. Он еще с ней встретится. Никита быстро оделся и подошел к туалетному столику, куда положил свою самую любимую вещь: массивные золотые часы с бриллиантами. Минут пять он тупо смотрел на пустое место. Он в любом состоянии не забывал, куда кладет часы.
Варька в ужасе проснулась от стука, звона, звериного рева. Никита с перекошенным, малиновым лицом, на котором ненормально светились пронзительно-синие глаза, разбивал, крушил и разбрасывал