Сказки старого Волхова. Вадим Анатольевич Кузнецов
ж можно так?
– Ну…
– Молчи, Лешка! Ничего нам не оставалось, как губить русский народ! Гнобить да пакостить! С пути сбивать, в чащобы заводить, а кое-кого посмышленее брать себе в услужение. Повезло тебе, что сызмальства лес любил, потому и живой остался. А ведь могло все иначе обернутся! Много есть чего в этом лесу у меня, хотя и стар я уже. Грибы любые – боровики да солоники, красноголовые, моховые… Да и всякой мелочи наберешь, коли захочешь. Ягоды – полно! Малина лесная сладкая, черника гроздьями наливается, есть и брусника с клюквою. Все тебе отдаю, Лешка! Зверья – навалом! Белки рыжие, лисы пушистые, несколько медведей живут в далеких урочищах. Волки тоже имеются, как без них? Кто серых кормить зимой будет? Хозяйствуй! Всяка тварь нужна лесу, всякая! Хоть мелкая, хоть злобная, хоть с виду никчемная! Потому и пропадают люди зимой чаще, чтобы волчишки мои сыты были да суровые морозы перенесли. Благодарствуй, что жив будешь!
– Да, что за жизнь это? С шишкою безобразной вместо носа?
– Вечная! Лешие не умирают, как и я, древний Дуб. Старый уже, врос в эту землю корнями, двинуться с места не могу, но до сих пор порядок блюду на несколько верст в округе. Сынок мой, большеногий Вересень, покамест бегает, но тоже не вечен, как и жинка его, что тебя молочком поила. Любой лешак, если молодой, по всему лесу ходит-рыскает, козни людям творит, за хозяйством и всякой тварью живой присматривает. А потом стареет, грузнеет да прирастает корнями к этому старому болоту! А ведь раньше плескалось тут красивое озеро! Налимы водились! Караси! Все ваша братия человечья испоганила-разорила! Так что быть тебе, Лешка, новым хозяином туточки. А коли откажешься – рядом со мной в древесном стволе окажешься. Жизнь-то моя вечная, но невеселая. Смотри, не порадуешься!
Раскололся вдоль ствола дуб крепкий и показал старый лешак нутро свое. А там рыжая гниль одна, все потрескалось, провалилось. Жуки кору точили, мураши яйца откладывали, а в самой глубине змеи сидели черные. Шипели, в клубки сворачивались и грызли тело старого лешего. Живое существо ели поедом.
– Что ж ты, хозяин лесной, не приструнишь гадов ползучих? – удивился Первуша.
– Я лишь над зверьем да птицей господином поставлен. Не подвластны змеюки мне, одно слово – гады! У них свой хозяин имеется, видеть коего не положено никому из нас. Лишь на зиму гаденыши засыпают, малый передых дают, и кора дубовая заново отрастает. Но по весне просыпаются змеи и вновь съедают за лето одежку древесную… Ну что, будешь Лешкою или вторым дубком со мной рядком? Змеи любят молоденькую деревяшечку! Каков ответ твой, отроче избранный?
Чуть кивнул головой Первуша, соглашаясь покорно, и разошлись в стороны корни дуба цепкие, освободили руки-ноги, отпустили на волю нечисть новообращенную. Поднялся, кряхтя, Первуша, который имя новое получил и жизнь иную, потустороннюю. Пришел в лес мальчиком, а стал слугою лесным, Лешкою.
И сразу мир вокруг преобразился. Чудесным стал и красивым. Исчезли темные тени, все беззаботно заиграло жизнью. И запахи новые почувствовались,