Смерть императора. Александр Старшинов
серым плащом анатомический нагрудник военного трибуна и притих.
– Эй, что тут происходит? – подскочил к ним молоденький вигил, только что разнимавший поссорившихся торговцев.
– Я – Гай Осторий Приск, военный трибун Шестого легиона. Занимаюсь восстановлением города. Этот раб толкнул меня…
– А меня за грудь лапал! – вдруг подоспела какая-то женщина в грязной столе[13], закутанная вместо паллы[14] в серый толстый плащ, очень похожий на тот, что носил Прииск, такие плащи раздавали лишившимся крова – в нем было тепло днем и можно было спать ночью. – А я, между прочим, вдова римского гражданина. – Иона влепила здоровяку пощечину.
Матроне можно было дать лет двадцать пять, и прежде, до землетрясения, наверняка она считалась красавицей, но вместе со стенами города рухнула вся ее жизнь, и сейчас вид ее мало отличался от какой-нибудь нищей. Хотя за свою столу совсем недавно она выложила столько, сколько стоит на рынке рабыня.
– А ну сидеть, раб! – рявкнул вигил, увидев, что здоровяк вновь попытался встать.
Рявкнул – это было, конечно же, не то слово – молодой ломкий голос сорвался на взвизг. Однако не приказ вигила, а жгучая боль от пореза – клинок при первом же движении мгновенно вспорол кожу – заставила раба захрипеть совершенно по-звериному, но остаться на месте.
Вигил тем временем довольно споро обмотал запястья раба веревкой. От запястий веревку протянул к лодыжкам – теперь пленник мог лишь нелепо семенить, и любая попытка бежать закончилась бы для него падением.
– У меня всегда наготове несколько кусков, – поведал парнишка. – Ныне народ в Золотой Антиохии одичал… Мой приятель Тит носит с собой аж кандалы – чтобы сразу заковывать арестованных.
– Как тебя зовут, вигил? – Приск убрал спату в ножны.
– Тит Менений.
– Прочти-ка, что у него на ошейнике написано, Менений.
– «Пан, раб Амаста, бежит к своему господину».
Подобная надпись подтверждала рабский статус человека и одновременно – что он не в бегах, а послан хозяином по делам.
– Раб Амаста? – Звук этого имени резанул не хуже кинжала.
Амаст! Амаст хотел убить самого Приска, пытал его и увечил. И этот же человек похитил его любимую Кориоллу с детьми. Кориоллу и дочь спасла Мевия, но единственный сын Приска, малютка Гай, остался в лапах Амаста и погиб.
Первым порывом было – схватить раба, приставить кинжал к глазу и потребовать отвести в дом хозяина. То есть совершить глупость. Когда-то Амаст ускользнул от личной стражи наместника Сирии Адриана – в одиночку военному трибуну этого скользкого угря не захватить.
– За провинность раба должен отвечать хозяин, – сказал Приск как можно равнодушнее.
– Точно! – подтвердил вигил. – Твой хозяин в городе? Ты, хорек, отвечай!
Пан мало походил на хорька
13
14