Милицейская сага. Семён Данилюк
лепить.
– А ритуальные мастерские на чем?
– Так то государство! Чего ж равнять-то? – Галушкин с особым вниманием присмотрелся к начальнику следствия.
Чекин безнадежно вздохнул:
– Ну, допустим. Скажи, Воронков лично у кого-нибудь деньги брал? – Прям! Держи карман. Станет он мараться, мистер Твистер. Унего для этого холуи есть.
– Тебя спрашивают, – включился в беседу Тальвинский. – Кто из них показал, что передавал Воронкову «левые» деньги?
– Покажут они, как же! Одна сволочь.
– Тогда за что сажать-то?! По какой статье?
– А вам не все равно, какую цифирьку подставить? Тут главное, общество очистить, – Галушкин углядел, как Чекин и Тальвинский тонко переглянулись, и насупился. – А хотя б за частнопредпринимательскую деятельность. Ее-то из новых умников никто пока не отменил. Я специально проверил. Главное – чтоб на ржавый гвоздь его! Я вон всю жизнь честно прослужил. И чего нажил? А эта сопля едва за двадцать и –погляди каков выискался! Взрослые мужики на него пашут. Кофей ему с поклонцем подают! А он им эдак тычет. Коттедж, сволота, в три этажа отгрохал. Сарай на улице мореной доской обшил. А сортир! Сортир вонючий кафелем, поди ты, обложил, – взгляд старого милиционера сделался диким. – И не как-нибудь, а в цветочек. А на постаменте, стало быть, как на троне, компакт итальянский водрузил. О, как изгаляется, гад!
Галушкин в полном расстройстве принялся нещадно корчевать ногтями узенькую полоску волос, и без того быстро редеющую под натиском двух загорелых залысин.
– Да, щелей меж гнилых досок у него наверняка нет, – съехидничал Тальвинский. Вот уж какой год Галушкин не мог закончить с домашним ремонтом. Едва ставил заплату в одном месте, как прорывалось что-то по соседству.
– Потому и щели, что честный человек! – нервно вскричал участковый. – Еще не хватало: меня с расхитителем на одну доску.
– Стало быть, так, – констатировал Чекин. – Дело это мы у тебя , Федосыч, забираем. Воронкова немедленно выпустим.
– Да это что ж такое ты говоришь, Аркадий? Ты ж коммунист! – Галушкин поперхнулся негодованием.
– А ты заглохни, Павка Корчагин! – Чекин потерял терпение. – Скажи спасибо, если еще договоримся с этим Воронковым, чтоб без скандала. А то, гляди, вышибут тебя из органов за незаконное задержание.
– Ежели вовсе перерожденцы, так за правое дело готов пострадать!
– Словом … Ты все понял?
– Чего ж не понять-то? Дожили. Державу великую на наших глазах разворовывают, а мы вместо чтоб грудью, значит, единым фронтом…, – безнадежно махнув рукой, Галушкин удалился.
Чекин подвинул папку Тальвинскому.
– Возьми. Шеф просил выручить. На весь отдел пятно. Тут он нам, кстати, парнишку на неделю дал в помощь. Отправишь его в ИВС[5] к Воронкову этому. Проинструктируй, как складнее передопросить. А сам вынеси постановление об освобождении за нецелесообразностью. Втихаря прекратим куда-нибудь на товарищей и зароем в архивы.
«Изолятор временного содержания», где содержатся до трех суток задержанные, в отношении которых решается вопрос об аресте