Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Лев Толстой
разговоры во Франции, так наказывал маркизов и виконтов, дюшес и графинь, что они вперед уж этого не делали, молчали. Тех же маркизов и виконтов, которые вели себя хорошо и не рассказывали таких историй, он награждал званиями камергеров, камер-фрейлин и т. д. при своем дворе. И таких, ведущих себя очень хорошо, было очень много, гораздо больше, чем таких, как vicomte. И Choiseul и Baroche Jaquelin и Chevreuse и с gueules d'azur и с bâton de gueules et de lys,[983] которые все знал князь Иполит, все так охотно пошли в придворную службу и прекратили рассказывать истории, что Буонапарте откровенно выразился, вспоминая свой призыв к дворянству Франции во время Египетской кампании и их отказ, что quand je leur ai montré le chemin de la gloire, ils n'en ont pas voulu. J'ai ouvert mes antichambres, ils se sont précipités en foule.[984] Так что в то время, как у Annette Д. его так бранили, он жил спокойно в Лувре, считая себя самым лучшим человеком Франции и законнейшим наследником Карла Великого.
Никто из присутствующих не только не признавал его императором, никто не признавал его даже[985] человеком. В глазах vicomt’a и его слушателей это был какой то изверг рода человеческого, Cartouche, Пугачев, Кромвель, до сих пор еще ускользавший от заслуженной петли, которая одна была для него достойным наказанием.
– Это ужасно! – говорила маленькая княгиня, что то скребя в своей работе иголочкой. – Quel monstre que cet homme![986] Неправда ли? Подвиньте мне эту свечу.
– L'assassinat du Duc a été plus qu'un crime, ça été une faute,[987] – сказал вдруг[988] князь Иполит, слышавший эту фразу в Париже.
– Да, но отчего ошибка? – спросил вдруг князь Андрей, с своей гордой манерой откидывая голову. Князь Иполит стал смеяться, глядя на свою правую руку.
– Надеюсь, что это было его последнее преступление, – сказала Annette Д.[989] – Les souverains ne peuvent pas laisser impuni un pareil crime et laisser un Néron souiller le trône de la France.[990]
– Государи пришлют посланников присутствовать при коронации[991] узурпатора, – сказал виконт иронически.
– Кроме России, – почти вскрикнула ожесточенная Annette Д.
– Что они сделали для Лудовика XVI, для Лудовика XVII, для королевы, для Madame Elisabeth? – ничего. Поверьте, ничего.[992]
– La tyrannie a toujours eut d'heureuses prémices,[993] – опять прочел он стихи из Британикюса.
– Да, счастливые начинания, – подхватила Annette, – но теперь дело дошло до той степени, что монархи не оставят этого. Война будет решительная и не может же, à moins que се ne soit une punition du ciel,[994] не может же он победить всю Европу.
– Я бы пошла на войну, – сказала маленькая княгиня, – ежели бы меня приняли. Я бы завоевала этого злодея. Я рада, что André идет.
Князь Иполит, долго смотревший на маленькую княгиню в лорнет, вдруг вскочил, пересел к ней и стал показывать ей, рисуя на столе, как нарисован герб Конде. Княгиня улыбалась, как ни странен ей показался переход разговора.
Маленькая княгиня с князем Иполитом отделились от общего разговора, остальные продолжали казнить бедного Наполеона. Его частная жизнь, его семья, его привычки – всё было разобрано и всё было дурно. Только один толстый юноша, обративший на себя внимание своим неудачным вмешательством во
[с лазоревым львиным зевом и палками львиного зева и лилий]
я показал им путь славы, они не хотели. Я открыл им мои передние – они бросились толпой.
[Какое чудовище этот человек!].
Убийство герцога было более, чем преступление, это была ошибка
[Государи не могут оставить безнаказанным такое преступление и позволить Нерону осквернять престол Франции.]
[Начала тирании всегда были счастливы,]
[если только это не наказание свыше,]