Вешние воды Василия Розанова. А. Ф. Малышевский
т. е. Злого Духа. Я хорошо знал и теперь знаю еще лучше, что это было страшное недоразумение. Я не сомневаюсь, что, подобно пророку Валааму[396], В. В. благословлял то, что хотел проклясть; и если он умер, как Вы пишете, весь в радости, то радость эта была Христова, и он, умирая, понял все до конца. Обо всем этом я хотел ему сказать, но Вы чувствуете, как трудно это было сделать. Когда Ховин собирался к Вам ехать, я готовил большое письмо, чтобы отправить с ним, – и вот в последний день Ховин получил от Вас телеграмму, что В. В. уже скончался. Я надеюсь, что все, не высказанное в этом письме, мне удастся высказать впоследствии, когда наступит пора справедливой оценки великого русского писателя Розанова, а что эта пора наступит, – я больше не сомневаюсь».
«Я мало знал Василия Васильевича[398], но я умел почувствовать всю глубину его духа. Всю совершенно изумительную, потрясающую многогранность его души. Я никогда не забуду тех минут, когда он входил в мой кабинет и сразу все оживало, все приходило в движение, все начинало жить и дышать. Дар жить, любить жизнь и вызывать эту любовь к жизни у всего и всех – было одним из самых изумительных свойств Василия Васильевича. И по мере того, как уходит воспоминание о нем в прошлое, я все сильнее ощущаю громадность потери, понесенной Россией и всеми знавшими и любившими покойного, и чувствую, как много и лично я потерял в его лице. Если жизнь оценивает людей по степени их незаменимости, то Василий Васильевич, конечно, незаменим как культурная, творческая личность никогда до скончания времен. Никому никогда не было дано того, чем обладал Василий Васильевич. Никому никогда не было позволено того, что было позволено ему. Каждый шаг его был целой концепцией, новой и оригинальной, каждая мысль, брошенная мимоходом и невзначай, – целым замком грез и видений. Василий Васильевич, несомненно, самый богатый, самый замечательный, самый гениальный человек, с которым меня сводила жизнь. И от сознания этого еще тяжелее мириться с происшедшим. Утешаешься тем, что он не мучается, не страдает больше, но это – утешение слабое, ибо при его любви к жизни он, кажется, и больным умел бы жить и думать».
«Я считаю В. В.[401] гениальным человеком, замечательнейшим мыслителем, в мыслях его много совершенно чуждого, а – порою – даже враждебного моей душе, и – с этим вместе – он любимейший писатель мой».
«Меня, иностранца по крови и в душе, особенно привлекает в Василии Васильевиче[403] именно его русское лицо, полное противоречий, но и не знающее преград в поисках правды; дивным представляется мне тоже его чисто русский душевный анархизм».
«Быть может, он самый гениальный человек в России, но и самый страшно моральный человек. В своих публицистических статьях он ненавидит евреев, а в своих религиозно-философских книгах он восславил иудаизм и был, быть может, большим иудеем, нежели сами иудеи. За все двадцать веков христианства никто
Валаам – прорицатель из города Пефор (Птор), или Фафур, на Верхнем Евфрате, призванный, согласно библейскому повествованию, царем Моава Валаком проклясть израильтян, расположившихся станом в степях Заиорданья против Иерихона и готовившихся к вступлению в Землю обетованную.
Российская государственная библиотека (РГБ). Ф. 249, к. 8, ед. хр. 22.
Розанова.
Георгий Адольфович Леман-Абрикосов (1887–1968) – филолог, переводчик, издатель философской литературы. Помогал В. В. Розанову (1918), собирался издавать его сочинения, но это знакомство стало в итоге причиной его первого ареста, окончившегося в августе 1927 г. приговором к ссылке на 3 года за то, что «пропагандировал в антисоветских целях антисемитско-церковного писателя Розанова, читал о нем доклады, пытался организовать кружок».
Новый мир. 1998. № 10.
Розанова.
Вопросы литературы. 1989. № 10.
Розанове.
Александр Николаевич Бенуа (21 апреля / 3 мая 1870 г., Санкт-Петербург – 9 февраля 1960 г., Париж) – художник, историк искусства, художественный критик, основатель и главный идеолог объединения «Мир искусства».
РГБ. Ф. 249, к. 7, ед. хр. 20.