Вешние воды Василия Розанова. А. Ф. Малышевский
нависшего над нашим сознанием тумана – что и он, и Василий Розанов не понял, не смог понять, чудовищно, нелепо, возмутительно не понял Достоевского. Его, Достоевского, праведника сего, раз уже причтенного к злодеям, г. Розанов еще раз пригвоздил к позорному эшафоту безбожия, неверия. 2) Чудовищное, нелепое, возмутительное непонимание В. Розанова не ново. Другой, хотя и менее положительный критик, но все-таки очень талантливый – Андреевский[422] – впал в ту же ошибку в своем этюде о «Братьях Карамазовых»… 3) В. Розанов не понимает Достоевского, ибо невозможно никакому гению в мире и десяткам гениев понять Достоевского, не понимая Православия. Достоевский весь в православии».
«Все дело в том, что г. Розанов принял мысли инквизитора “Легенды” за действительную веру Достоевского – веру в правду “могучего и страшного духа”, который искушал Спасителя. Г. Розанов приписывает самому Достоевскому мысль инквизитора о том, что иначе не может быть устроено человечество, как на основании принципов “могучего и страшного духа”».
«Книга В. Розанова по обыкновению написана с необыкновенной психологической тонкостью и красотой литературной формы, но разбросанно, без концентрации мысли».
Я потому так и люблю Достоевского, потому смерть его так страшно поразила меня, что он понял не только светлое, но и все темное в подростках наших, и это темное обвил такой любовью, таким состраданием[427]. Хорошо помню свою, как еще гимназистом в Нижнем Новгороде прочитал «Преступление и наказание»[428]. Дело было в 1875 г. на Рождество. Читал всю ночь до 8-ми часов утра, когда кухарка Александра внесла в мою комнату дрова топить печь (Рождество, морозы) – я чувствовал, как бы пишу это я сам, до такой степени Достоевский писал мою душу. Но тайна заключается в том, что он писал вообще русскую душу, и русский, оставаясь собою, не может остаться вне Достоевского[429]. Таких фантастических лиц, как герои Достоевского от Раскольникова и Разумихина до Свидригайлова и пьяненького Мармеладова никогда не было, нет и не будет у немцев, англичан, французов, итальянцев, голландцев, испанцев. Это наш табор. Это русские перед Светопреставлением. Дрожат. Корежатся. Ругаются. Молятся. Сквернословят. Это – наши. Ведь, в сущности, все, и Тургенев, и Гончаров[430], даже Пушкин – писали немецкого человека или вообще человека, а русского (с походочкой и мерзавца, но и ангела) – писал впервые Достоевский.
Гибкий, диалектический гений, у которого едва ли не все тезисы переходят в отрицание[431]. Достоевский живет в нас. Его музыка никогда не умрет[432]. Я живу по часам Достоевского, весь в движении его идей. Ничто в нем не постарело, ничто не умерло. Он также раздражает одних, умиляет других[433]. Достоевский – едва тронутый с поверхности рудник
Сергей Аркадьевич Андреевский (29 декабря 1847 г. / 10 января 1848 г., село Александровка, Славяносербский уезд, Екатеринославская губерния – 9 ноября 1918 г., Петроград) – писатель, поэт, критик, сотрудник «Нового времени».
Литературная учеба. 2000. № 4.
Юрий Николаевич Говоруха (Говорухо) – Отрок (29 января / 10 февраля 1850 г., Курск – 27 июля / 8 августа 1896 г., Москва) – публицист, критик газеты «Московские ведомости».
Во что верил Достоевский? // Московские Ведомости. 1894. 8 сент.
Рецензия на третье издание «Легенды о Великом инквизиторе» // Книга. 1906. № 5.
«Преступление и наказание» – социально-психологический и социально-философский роман Ф. М. Достоевского, над которым писатель работал в 1865–1866 гг. Впервые опубликован в 1866 г. в журнале «Русский вестник» (№ 1, 2, 4, 6–8, 11, 12). Через год вышло в свет отдельное издание, структура которого была немного изменена по сравнению с журнальной редакцией; кроме того, Достоевский внес в книжный вариант ряд сокращений и стилистических правок.
Иван Александрович Гончаров (6/18 июня 1812 г., Симбирск – 15/27 сентября 1891 г., Санкт-Петербург) – писатель.
Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 419. Оп. 1. Ед. хр. 219. Л. 5.