Семь грехов радуги. Олег Овчинников
примерно так:
– Вообще-то стараюсь не афишировать. Просто время поджимает…
А ставшие невольными свидетелями Пашкиной езды гибдедешники только разводили в растерянности жезлами, наблюдая такую наглость. Может, и неслись нам вдогонку их редкие неуверенные свистки, но не доносились, ибо скорость звука, увы, тоже не безгранична.
– Полноприводная? – интересуюсь с невольным уважением, глядя, как мягко машина сворачивает с Татарского проезда на одноименную набережную.
– Да нет, – отзывается водитель, – задне…
– Это хорошо.
– Почему это?
– Да так, вспомнилось… – отвечаю, припоминая некоторые обрывки вчерашней проповеди, которые каким-то чудом зацепились за мое сознание. «Ни вола его, ни осла, ни прочего транспортного средства, включая полноприводные иномарки…» – это же надо так сформулировать! – А то бы я обзавидовался. Позеленел бы, как…
– Как одуванчик! – перебивает Маришка. – Зависть – она желтого цвета.
– Странно. Мне всегда казалось, от зависти зеленеют.
– Зеленеют от похоти.
– Ого! – притворяюсь удивленным. – Откуда такое знание предмета?
– Память хорошая, – парирует Маришка, и это абсолютная правда. Память у нее удивительная, просто нечеловеческая, но очень уж избирательная. Вот зачем, допустим, нормальному человеку помнить, как кто-то семь лет назад от избытка чувств пролил на светлое летнее платье немножечко «Фанты»? Совсем чуть-чуть, меньше полулитра. А вот о том, как тот же кто-то на другой день застирывал откровенно женское платье в мужской умывальне под одобрительные комментарии соседей по общежитию, к тому же в ледяной по случаю летних профилактических работ воде… об этом подвиге почему-то не сохранилось ни единого воспоминания. Нет, такую память не дай Бог никому!
– Хватит обсуждать всякую ерунду, – морщится в зеркальце заднего вида Пашка. – Причем с таким серьезным видом. Мы, к слову сказать, приехали.
«БМВ» мягко прошуршала колесами на огороженную стоянку перед ЦДЭ, в этот час практически пустую. Пашка первым ступил в тень гигантской подстанции, дождался, пока мы с Маришкой хлопнем дверцами, и тонко пискнул брелоком сигнализации.
– Ну, с Богом! – объявил он. – Кстати, ничего, что я о нем вот так… всуе?
Когда стеклянные двери разъехались в стороны, я невольно напряг слух, силясь различить в многоголосице звуков, заполняющих все внутреннее пространство здания, далекий перестук барабанов. Какие-то люди стучали каблучками и шаркали подошвами, о чем-то неразборчиво бубня. Хлопали двери. Из холла третьего этажа, где, если верить табличке-указателю, проходила выставка «Трансформаторы будущего», доносилось чье-то сытое утробное урчание. Должно быть, как раз с таким звуком по версии организаторов выставки трансформируется будущее. А вот барабанов слышно не было.
Да и малый концертный оказался закрытым. Вполне предсказуемый результат в 11 утра понедельника.
– Ну