Касатка. Алексей Толстой

      Желтухин. Как же я вдруг приеду к святому человеку? Мне все время будет совестно.

      Князь. Ты можешь приехать несколько позже. Я тетушку приготовлю. (Идет к окошку, глядит на промозглую площадь, со вздохом опускается на диванчик.) Представь, живет в старом, наполовину запущенном доме, в нижнем этаже, где темно от кустов сирени и весь день кричат воробьи.

      Желтухин (растроганно). Птички… а!

      Князь. В комнатах пахнет шалфеем, некрашеные полы, киоты, ходят босые девки. По праздникам приезжают сонные помещики со своими помещицами. Пьют чай в саду, говорят о гусях, о какой-то пшенице или вспоминают прошлое, как дедушка женился на бабушке и какие были праздники и балы. А во втором этаже навалена пшеница, там бегают только мыши, грызут штофные диваны и старую библиотеку. Абрам, все это не так давно было моим родным. Как далеко, как безнадежно все это далеко! Какие там пекутся сладкие пирожки, какие засолы. Какие закаты за рекой! Деревенские песни. Вечером выйдешь в рожь, – пахнет медом, повиликой, булькают перепела, и чувствуешь, что душа без греха. Да.

      Маша заплакала.

      Там не бывает головной боли и отвращения ко всему. А? Ты о чем, Маша?

      Желтухин. Знаешь, Анатолий, ты все-таки свинья.

      Маша. Не поеду с тобой никуда.

      Князь. Почему? Вот каприз!

      Желтухин. Да, брат, она права отчасти.

      Маша. Нет охоты мне что-то со святыми женщинами разговаривать.

      Желтухин. Брось, Маша. Хочешь, побожусь, что его тетка, наверно, сама с прошлым.

      Князь. Абрам, будь корректнее!

      Маша. Действительно, его сиятельство вдруг привезет тетушке такой сюжет. Как она жива останется. Все рассолы у нее прокиснут. Из меня, дружок, никаким ветром греха не выдуешь.

      Желтухин. Фу-ты, какая дура! Ну, не дура ли ты, говоришь пошлости.

      Маша (князю). Предатель, предатель самый последний!

      Князь. Tiens[2]. Маша, я, кажется, ничего не сказал. Ну да, я вспомнил прошлое, на минуту забылся. Прости. Все же я никогда не переставал помнить, что из нас троих я… ну, как это сказать… самый миниатюрный в нравственном отношении. Я скажу тетушке, что ты моя жена. Надеюсь, господа, мы не будем много говорить о своем прошлом.

      Желтухин. Сохрани бог! Ты меня не узнаешь. Только насчет еды ты уж предупреди, что я сангвиник.

      Князь (успевший за это время пробежать письмо). Тетушка пишет, что у них готовится радостное событие – свадьба какой-то девицы Раисы Глебовны с Ильей Ильичом. Илья Ильич Быков – это ее воспитанник, управляет именьем.

      Желтухин. Вот как раз на свадьбу-то мы и приедем. Очень кстати. Анатолий, садись, пиши тетке.

      Князь присаживается.

      А ты, Машенька, с ним все-таки помягче, надо принять во внимание его происхождение. Как ты его ни мусоль, а все-таки – князь. Нет-нет, да и прорвется.

      Князь. Я пишу: «Ma tante[3], мы с женой и другом решили на короткое время посетить вашу усадьбу». Вот дальше как?

      Желтухин (осматривая пустые бутылки). Ну, это совсем не то. Подожди. (Уходит