Генеральный инсект. Господин ощущений – 2. Эдуард Дворкин
платяного шкафа установлен был ультразвуковой генератор.
К чаю Надежда Леонардовна предложила свежую выпечку: Анна Сергеевна выбрала перевернутую восьмерку, Вронский надкусил шестиугольник в круге: оба гостя скривились от избыточного послевкусия.
Когда непрошенные визитеры лишились чувств, Крупская-Книппер разложила Алексея Кирилловича на диване и выше колен задрала ему штанины.
Протез, сделанный из ствола яблони, издавал запах антоновки.
Глиняный бюст Ленина, казалось, перемигнулся с его эмблематическим изображением.
Надежда Леонардовна приоткрыла дверцу буфета, подхватила хлебного человечка, перенесла и аккуратно высадила его в потайной ящичек на протезе гостя.
Глава третья. Шаг на протезе
Когда его не было дома, приходил кто-то.
Он (кто-то) надевал его блузу, съедал его кашу, переставлял вещи в кабинете, спал с Софьей Андреевной, делал кое-что и похуже, чего полагалось не замечать. Лев Николаевич легко мог это прекратить, но всякий раз откладывал исполнение до следующего раза: кто-то садился за его (Толстого) стол и писал изрядные куски романа; Льву Николаевичу было любопытно.
Он, а за ним и Крупская, понимали, что от реального лица до литературного персонажа – один шаг.
– Один шаг на протезе! – любил повторять знакомый ему по Севастополю молодцеватый Алабин.
Когда-то герой обороны и панорамы, теперь он открывал роман и, зафиксировав на себе читательское внимание, позиционируя себя главным со своим знаменитым обедом на поющих столах и графинчиками-женщинами, далее на страницах не появлялся.
На сцену, взамен, выступали категории, появлялся Бог из машины; Толстой не верил в Бога, но верил в машину – за рулем ее оказывался Немирович-Данченко, а на заднем сидении, слипшиеся от тесноты и тряски, – Книппер, символизировавшая прошлое, и Крупская в ореоле будущего.
Если заключенного решено было расстрелять, то, чтобы не портить сцены, к нему засылался хлебный человечек, предупреждавший приговоренного, что расстрел будет «ложный», и тогда все проходило спокойно.
Подписывать приговоры потребовался Ленин – Богом же для всех давно был Дмитрий Иванович Менделеев; когда Бог не задействован был в эпизоде, Он забирался в суфлерскую будку и оттуда нашептывал тем, кто не выучил своей роли – если из будки неслась отсебятина, полагали, там ложный протагонист.
– Отчего вы всегда ходите в бураковом? – Крупская начинала.
– Бураковый цвет – он еще называется сольфериновым, – в соответствующих шерстяных рейтузах на сцену выходила Ольга Леонардовна Книппер. – Я простужена.
– Не понимаю, – продолжала Надежда Константиновна. – Вы всегда тепло одеты, муж у вас хотя и небогатый, но с достатком. Мне живется куда хуже, чем вам… чулки, вот, дырявые.
Она приподнимала юбку, и в зрительном зале смеялись.
Очевидно