Его Алмазом кличут…. Светлана Малышева
казалось мне таким родным, но в тоже время очень далеким. Опять я резко почувствовал запах этого дома, хотя он присутствовал постоянно. И тут я вспомнил. Я вспомнил! Все свое детство я ездил на каникулы в деревню к бабушке. Даже зимой, даже осенью, в слякоть. Из дома было не выйти, дождь лил дни напролет, а я сижу у печки, дрова трещат, и мне хорошо… Тепло и спокойно. Бабушка хозяйничает на кухне, а я сижу и смотрю в окно. Мне больше ничего не было нужно, только быть в этом доме. И я тут же понял, чем это пахнет у старика. Это запах варева для свиней, коров, овец и прочего скота. Бабушка каждое утро варила в чугунах такую же непонятную мне смесь. Каждый раз она выглядела несколько по-иному. То там виднелась перловка, то объедки с нашего стола, то очистки от картофеля. Помню, я все удивлялся: «Как это едят бедные животные?» На что бабушка только посмеивалась. И также пахло у нее в доме, как сейчас у Григория Матвеевича. Насколько я понял, скотины у него нет. Наверное, таким пойлом он кормит свою собаку.
– Ну, так зачем пожаловали? – прервал молчание старик и улыбнулся.
Я вкратце рассказал ему о цели нашего визита.
– Какие тут секреты долголетия? – удивленно возразил Алмаз, – у долголетия должен быть смысл. Для чего живешь? Понимать надо…
Почувствовав, что интервью началось, я предложил выйти на улицу.
11
Мы уселись на скамью возле дома. И только тогда, оказавшись очень близко с Григорием Матвеевичем, я обратил внимание на его лицо. Оно было смуглое и мелкое, все изжевано морщинами и складками. Внешность для старика самая обычная. Но глаза! Это были особенные глаза. Они так же были маленькими и глубоко посаженными. И это неизменно сказывалось на его чертах. Это были два глубоких тоннеля, в конце которых горели два ярко-голубых огня. Если посмотреть пристально, то в них можно было затеряться. Старик молчал, но его глаза говорили о многом. Всю его жизнь можно было увидеть в этих глазах. Это непередаваемо!
Алмаз надел на голову потрепанную черную шапку, которой он прикрыл свои редкие белые волосы. Руки его все высохли и все также дрожали. Мне почему-то захотелось обнять его. Необъяснимый трепет проснулся в моей душе к пожилому человеку.
Из-за дома показалась черная лохматая собака. Забавная она была: вся в сухой листве и репейнике, который прилип к ее шерсти, но такая счастливая! Увидев старика, она подбежала и легла у его ног. Вероятно, это она лаяла прошлой ночью.
– Это ваша? – спросил я Григория Матвеевича, показывая на собаку.
– Моя. Черныш. Старый уж… Как я! Кхи-кхи! – Алмаз рассмеялся. – Ну что, сынок? Задавай свои вопросы, – продолжил он, иронично изображая важного человека.
– Вот вы сказали, что нужно знать, для чего живешь. А для чего живете вы?
– Я-то? Я для добра живу. Да, для добра…
– А как это – для добра? То есть вы живете, чтобы помогать другим?
– Ну, не только это.