Его Алмазом кличут…. Светлана Малышева
ждал, когда же он начнет рассказ.
– Мы с Софьюшкой как поженились, так стали вместе в баню ходить. А она все стеснялась меня. И чтоб не смотрел я на нее больно пристально, все время зажмется в углу да придумывает всякое, чтоб отвлечь меня: то воду заставит наливать, то послышится ей что-то в предбаннике, иди, мол, проверь, то еще чего. И в тот раз засмущалась опять, а уж понимает, что кончились придумки-то, что все я их знаю. И тут увидела она лягушку под кутником. Откуда только взялась? Софья не боялась их, а только сцену стала разыгрывать, что испугалась. Кричит мне, мол, сделай что-нибудь, «Водой ее, водой!» – Григорий Матвеевич сделал свой голос немного писклявым, изображая жену. – А я как раз с ковшом холодной воды стоял. И в это самое время лягушка эта в два прыжка как прыгнет Софье на спину! Кхи-кхи-кхи-кхи! Она завизжала, с лавки вскочила и ко мне. А я с ковшом! С ледяной водой! Толкнула меня Соня, и вся вода на нее. Она заерзала, руками замахала, подскользнулась и упала навзничь на спину! И лежит. Руки-ноги в разные стороны раскинуты. И обмерла вся, встать не может, глаза в испуге. Кхи-кхи! А я, знай себе, хохочу. Она полежала, да и тоже засмеялась. После того случая уж не стеснялась. Кхи! Люблю я это вспоминать, мило мне, сердцу все мило, что с Софьюшкой связано.
– А сами вы шутили над кем-нибудь?
– И такое было, да… Жил у нас в селе одно время паренек, я сам тогда еще молодым был, так что мы ровня с ним были. В то время я уж лечил здесь своих сельчан. И с парнем тем, Мишей мы в приятелях ходили. А потом по воле случая поставили Мишу небольшим начальником в колхозе. Так он так возгордился! И со мной уж здороваться перестал и даже головы не поворачивал в мою сторону. Обидно, конечно, было, ну, думаю, бог с ним. Но вскоре захворал он. А кроме меня в медицине на селе никто не разбирался. Так и привели его ноженьки ко мне. Рассказал о своих печалях, мол, все тело ломит, силы нет, а через неделю ехать надо в районный центр на первое собрание, пропустить никак нельзя да и репутацию нарабатывать надо. А сам сидит, чуть ли слезы не льет. А между тем не извинился за свое поведение. Я осмотрел его, головой покачал, мол, дела твои плохи. А Миша рассердился и закричал: «Да ты же врач! Делай что-нибудь! Тебе колхоз деньги платит, чтоб ты людей лечил, а уж начальство и подавно!» Совсем мне это не понравилось и я ему отвечаю так спокойно: «От беды твоей есть одно средство, не медицинское правда, но действует наверняка, бабушкин метод». Михаил Давыдович глядел на меня своими черными глазами, говоря ими, что на все согласен. Так я «прописал» ему всю неделю до самого собрания кушать свежевыкопанных дождевых червей по сто грамм три раза в день. Кхи-кхи!
– И что, он ел? – недоумевал я.
– А то! Как миленький! Кхи-кхи! Репутацию-то надо на собрание везти! Кхи-кхи! Супруга его, Клавдия Федоровна, пришла ко мне на третий день, упрашивала: «Нельзя ли сроки лечения сократить, а то Мишеньке есть такое лекарство совсем невозможно!» И правда ведь ел! Кхи-кхи!
– А чем он болел?
– Простудой обычной… –