Государево дело. Иван Оченков
палата наполнилась гостями. Одни расселись на лавках, стоящих вдоль стен, другие, сбившись в кучки, принялись что-то обсуждать между собой. Третьи голодными глазами косились на столы, уставленные всяческой закуской.
– Государь! – громко объявил Вельяминов и трижды стукнул посохом по полу.
Нанятые в Кукуе музыканты заиграли что-то торжественное, и в палату быстрым шагом вошел я. Большинство присутствующих тут же, где стояли, повалились в ноги.
– Здорово, бояре, – поприветствовал их я, глядя сверху на спины. – Ну, вставайте уже. Хватить бородами пол протирать. Слушайте указ: на приемах и прочих собраниях государю и государыне земно отнюдь не кланяться, а вести себя вольно и отменно веселиться! Все вняли? Тогда поднимайтесь!
– Как же это, царь-батюшка? – практически стонет кто-то из бородачей.
– Это кто тут веселиться не хочет?! – давлю на корню дискуссию.
Таковых не оказалось, и я направляюсь прямиком к накрытым столам. Рядом со мной тут же возникают два стольника и кравчий с кувшином рейнского вина. Золотисто-янтарная жидкость, булькая, наливается в кубки, вызывая у бояр и окольничих все больше недоумения.
– Сие, гости дорогие, – громко объявляет собравшимся Вельяминов, – есть «шведский стол»! Угощайтесь невозбранно, кто чем хочет, за здоровье великого государя и его супружницы – царицы Катарины!
– Это как? – изумляется Долгоруков.
– Да так, – сбивается с торжественного тона Никита, – до чего дотянулся, то и сожрал!
– Ну прямо как в Европе, – ухмыляется Владимир Тимофеевич, но, не переча, идет к столу и, получив кубок, выбирает себе кусок буженины.
Его пример оказывается заразительным, и скоро все «лучшие люди» моего царства, провозгласив мне здравицу, выпивают и закусывают. Под рейнское нововведения воспринимаются не в пример лучше, и бояре потихоньку успокаиваются. Однако главный сюрприз еще впереди. Распорядитель снова стучит посохом в пол, после чего объявляет:
– Государыня Катарина Карловна!
Все присутствующие оборачиваются и склоняются в низком поклоне, а когда выпрямляются, по рядам начинает скользить шепоток. И есть от чего: если к виду моей супруги и ее немецких и шведских придворных дам все привыкли, то теперь в их ряду стоят и русские боярышни, одетые в такие же иноземные платья. И прежде всего, конечно, Алена. В небесно-голубом платье с пышными рукавами. Большой вырез – еще не декольте, но достаточно открывающий шею и плечи, окаймлен стоячим воротником из тонких кружев.
Я на секунду застываю с открытым ртом, но тут же преодолеваю удивление и иду к жене. Взявшись с Катариной за руки, мы обходим гостей, говорим какие-то приветливые слова, милостиво киваем, отвечая на поклоны, – в общем, ведем себя как радушные хозяева, и только мне ужасно хочется обернуться, чтобы увидеть Алену. Просто шея затекла от постоянных усилий сдерживаться.
Впрочем, есть еще один человек, для которого внешний вид девушки оказался сюрпризом, – ее брат Никита.