Чёрный квадрат с махоньким просветом. Владимир Арсентьевич Ситников
врачей считают алкоголизм болезнью, но ни один не выписал больничный лист. Безобразие!– подбрасывал Мишка Хаджи-Мурат новую хохму.
Вовочка из детского сада приносит чужую игрушечную машинку. Отец спрашивает:
– Откуда у тебя машинка?
– Это мы с Петей поменялись.
– А ты что ему дал?
Вовочка:
– В глаз.
Озадачил всю камеру Мишка Хаджи-Мурат, когда ответил на Лёнькину подначку.
– Ух, какой ты говорок, из норы таскал творог, – подъел Лёнька, проиграв в очко. – Откуль взялся?
– Из КГБ я. Я чекист, – ответил Мишка и оглядел всех с гордостью во взгляде. Лёнька даже поперхнулся. Такое признание!
– Ну, блин. Я так и думал.
– А чего удивительного, чекист я и есть – чеки отбиваю в КГБ – Крутогорской городской бане.
Все, конечно, заржали, поняв, что у Мишки хорошо подвешенный язык и ловко он КГБ в баню переделал. Мишка ещё выдал совет:
– Если хочешь быть здоровым, ешь один и в темноте, – сопроводив совет вновь изобретённым ругательством, – едрит твою в инновацию.
Олигарх Дубовцев от Мишкиной болтовни морщился, а один раз даже припечатал такую оценку:
– Словесный понос от незрелых мыслей.
Мишка обиделся, но ненадолго, потому что Дубовцев на Мишкину оптимистическую фразу: «Во всяком разе с земного шара не сбросили» покрутил головой и произнёс:
– Похоже, что хотят сбросить.
Наверное, отвечал сам себе на свои раздумья.
Что происходило с этим человеком и за какие прегрешения попал он сюда, Антон так и не узнал. Дубовцеву чаще других приносили передачи. Наверное, сизовский режим шёл на поблажку. Сегодня великий Дубовцев сидит, а завтра выйдет и припомнит свои лихие дни. Небрежно осмотрев свёртки, Дубовцев выбирал что-то себе, остальное шло на общекамерное поедание. Первыми устремлялись к дармовщине, конечно, шакалы вроде Лёньки Афонина и Хаджи-Мурата. Антон не подходил. Стыдно было да и вовсе не об этом думалось.
– Оставьте Малевичу, – как-то бросил Дубовцев, и Мишка стал приносить Антону то яблоко, то пару печенюшек. Не мог же он ослушаться самого Дубовцева, о котором с почтением говорят даже прожжённые ворюги, имеющие по три и даже четыре ходки. «Откуда Дубовцев узнал, что я из худучилища?» – недоумевал он.
Олигарх, видимо, проникся к нему доверием, потому что однажды сказал:
– Не вижу разницы между больничной и газетной «уткой».
Видимо, обидела его какая-то газета, написав не то и не так, как думал о себе олигарх.
Когда олигарха вызывали к следователю, Мишка объявлял:
– И богатые тоже плачут. Давайте, парни, в «муху» сыграем.
Эта «муха» слегка скрашивали жизнь. Заключалась игра в том, что водящий вставал, приняв прочную позу, просовывал подмышку ладонь. По ладони били участники игры. Угадаешь, кто бил, водить будет тот, кого угадали. Старались бить присадисто, чтоб горела ладонь. А Лёнька Афонин норовил ударить не только по ладони,