Новая мифология. Милена Макарова

      Как мало осталось… Усталость кристаллов,

      Кристалликов, выгнутых в сторону тьмы.

      Сидеть у огня, вспоминая весталок,

      И все алтари этой долгой зимы.

      Февраль – это «februo» – «я очищаю»,

      Каминная карма и нищий кармин.

      И бездна смиренья, когда укрощают

      Строптивую душу спокойным «аминь».

      Вера, Надежда, Любовь и мать их – София,

      Мудрость любви, вера, в которой надежда,

      Вера, в которой любовь, ныне и прежде,

      Ныне и впредь, на границах враждебной стихии.

      Много ли сил для таких алтарей остается?

      Неразделенные горести, нищие страсти,

      И вдохновенье – ребенок земного сиротства —

      Волю свою превращает в подобие власти.

      Много ли радости дарится с каждым рассветом

      Этому сердцу в хрупкой теплеющей нише?

      В мире, прекрасном до боли, дарованном свыше,

      Эхо слова обрывает в глубинах ответа.

      Вера, Надежда, Любовь и мать их – София,

      Горсть византийского ветра, зерно утешенья.

      Где-то, ты слышишь, на флейтах играют глухие

      И примеряет слепая свои украшения.

      Бренного тела бронза и бремя,

      Так завершается летнее время.

      Брошены тени, два зеркала, просинь.

      Взгляд из глубин, отражающий осень.

      Тяжесть одежды на брошенном теле.

      Легкость души, уносимой метелью.

      На «Титанике» бьется фарфор, а сеанс спиритизма

      Завершится, поверьте, довольно нескоро.

      Преломляется свет в океанской безжалостной призме,

      И встречаются души как волны под пенье собора.

      На «Титанике» – ночь. Для еще сохранивших святое,

      Может, будет любовь на большой бирюзовой постели.

      Перед тем как исчезнуть за темной тяжелой плитою

      Среди рдеющих звезд и живых до безумья растений.

      Разбивается зеркало в самой роскошной каюте.

      Отраженья плывут, чтоб расстаться и встретиться снова.

      На «Титанике» – ночь, и касаются вечности люди.

      Между страхом и жемчугом, к тихим глубинам иного…

      Ожиданье грозы переходит в желание счастья.

      Сердцевины деревьев болят в ожиданье ударов.

      Птицеловы расставят большие блестящие снасти,

      Птеродактили молний – ну чем не прекрасный подарок!

      Сердце – камень, конечно же, груда больного базальта.

      В этом каменном веке уже ничего не случится.

      Если только шаманка