Ностальгии жителей Города-Дома. Александр Муниров
в шкафу?
– Не видите? Скелет стал больше.
– Тебя что, напугал прибор? Это не скелет, – Слесарь снова вернулся лучом к радиатору и пошел к нему, – это модель функционала интеллекта. Она – женщина, что здесь жила, предложила теорию… – посветив, Слесарь вернулся и сел на пол перед радиатором. Вгляделся, – о, вроде все здорово. Подождем еще немного. В общем, она предложила теорию о том, что мы воспринимаем мир и можем общаться между собой потому, что у нас сходная физиология, понимаешь?
– Не понимаю.
– Ну, если вкратце, она утверждала, что все наши ощущения базируются на том, что мы собой представляем. Грубо говоря, если процесс дыхания у нас был бы другим, то мы и понимали бы мир иначе, так как мозг воспринимает окружающее через нервные импульсы, в том числе и от легких. Мышление обусловлено, среди прочего, строением тела. Материализм. В наше время это было модно.
– Это не объясняет того, почему скелет стал больше.
– Да не стал он больше! Тебе показалось. Эта фигня была нужна для имитации движения костей во время дыхания. Подводились датчики, пропускался ток через кости, данные записывались и загружались в машину для того, чтобы дать ей понять, как надо ощущать мир посредством, в данном эксперименте, дыхания, чтобы после мы могли с ней общаться. Понял? Когда-то они действительно расширялись. Когда-то. Но тут же все обесточено, ты чего?
Инженер с сомнением смотрел в шкаф.
– Знаешь, – говорила Светлана, – а ведь я пыталась тебя воссоздать. Всю свою работу по изучению искусственной личности сводила к тебе. То есть к такому тебе, каким запомнила. Или хотела видеть.
Он продолжал ее гладить и смотрел за окно, туда, где неудержимо темнел короткий зимний солнечный день. Уже не было видно терриконов, труб завода, не было видно старого города и, тем более, далекой тундры. Начиналась пурга. Белый шум, отсутствие сигнала, который наступает по окончании программы вещания, заполнял окружающий мир.
– Зато, знаешь, если бы ты в свое время не пропал, у меня не возникло бы этой мысли насчет искусственного интеллекта. Правда, это сказалось на личной жизни: не знаю почему, но я не особо интересовалась мужчинами и детьми. Почему так потемнело?
– Погода испортилась, – ответил он.
– Правда, я не из скорой.
– Если бы я была верующей, то решила, что ты умер и после смерти стал моим ангелом-хранителем. Но нас всю жизнь учили, что бога нет, и разговоры о нем – лишь выдумки. Это в последние десятилетия все вдруг начали неистово верить, а я так и не смогла. Для меня бог – это что-то слишком абстрактное, чтобы быть уверенной в его существовании. Как ты думаешь, я теперь что, в ад попаду, если он вдруг есть?
– Ты же ученый, – усмехнулся он, – ученые в рай не попадают, даже самые верующие.
– Это Ломоносов – ученый. Мария Кюри, Эйнштейн. Ньютон. Те, кто заложили основу для других наук. Остальные – их последователи. Когда я умру, то никто не вспомнит о том, что я когда-либо была,