Светлые аллеи (сборник). Владимир Ладченко
ему – Много вас таких. И вообще неправильно.
– Что неправильно?
– Ты говоришь, выдерну чего-нибудь, а надо выдерну кого-нибудь. Зуб это кто-то, а не что-то. Он же одушевлённый.
Мы с Женей немного поспорили по этому поводу, но он меня не убедил.
– А ты чего весь такой? В каких то пятнах… – спросил Женя.
– Грачи прилетели, – объяснил я, и мы попрощались.
Я ещё с часок побродил по городу, хотя ноги продолжали уставать. И меня опять забрызгала машина, только на этот раз с другого бока.
Теперь я был обрызган грязью более равномерно. И что самое обидное – окатил «Запорожец». Но почему обидно? Значит новым русским по статусу можно обрызгивать прохожих, а «Запорожцу» нельзя?
Получается дискриминация «Запорожцев». Я был за равноправие во всём, поэтому одёрнул себя и перестал обижаться.
Кое как дождавшись шести часов, я поехал на следующий конец города. Поехал к Пете, который был уже полгода должен мне энную сумму в тысячу рублей. Жил он широко в отличии от меня и я злился, чего он тянет с отдачей. «Только бы всё срослось, только бы получилось», – нервно думал я, а то от бесконечных обломов меня уже начинало мутить.
Но, конечно, не получилось ничего. За десять минут до назначенной встречи Петя благоразумно ушёл. Я разговаривал с тёщей и она смотрела на меня, как на злодея и душегубца. Как Раскольников на старуху-процентщицу. Чувствовалось, что её сдерживало лишь то, что я физически сильнее, а иначе быть беде.
Я знал, что у Пети всегда есть деньги и неплохие, просто он идёт на принцип. Занимать другим и возвращать долги он считал неприличным и даже безнравственным. Сам же занимал с большим удовольствием и талантом.
Странное дело, сколько я не читал книг, не разговаривал с другими людьми – везде, кто приходит требовать долг считается негодяем, а кто долги не отдаёт и спускает кредиторов с лестницы – замечательный человек, достойный подражания. А дело обстоит как раз наоборот, как и все наоборот в этом мире.
Размышляя таким образом, я проехал свою остановку. Пришлось идти назад. Между тем ощутимо вечерело и с неба уже светили наиболее продвинутые звёзды. Я чувствовал себя побитой собакой.
«А не взять ли мне бутылочку? Этакую полулитровую, симпатичную бутылочку», – устало подумал я. На деньги, которые не истратил на зубную пломбу. Иногда я позволял себе бутылочку. И довольно частенько. И здесь меня ждала последняя на сегодня неудача.
Последняя, самая обидная капля.
Когда я зашёл в магазин, продавщица, увидев меня, радостно закричала:
– А портвейн только-только кончился! – и почему-то показала в мою сторону пальцем.
Видимо, ей было приятно сообщать людям дурные известия. На меня все обернулись, даже кошка, сидевшая возле прилавка. В заляпанном грязью и птицами плаще я выглядел безобразно и был в своём безобразии неотразим. Кто-то хихикнул.
– Да нет, – сухо сказал я продавщице – Мне буханку хлеба.
На улице я остановился у фонаря и, засунув ненужную буханку под мышку, закурил. Немного постоял