Удача Бурхарда Грэма. Герасий Чудный
холмами, хранившими тайну. Хотелось взмывать до бесконечности… Возглас лекаря вернул в кровать.
– У нас нет времени. Моя память уходит. Я всегда вас узнаю, но не смогу помочь вспомнить прошлое. Это последний способ, поэтому внимайте. Вас зовут – Децим Элий Ренатус. Моё имя – Сервий Таруций Корвус. Нас пленили и принесли в жертву каледонцы. Язык не поворачивается сказать, что с нами сделали. Теперь я живу в птице, а ты бесконечно возвращаешься в этот дом, чтобы вспомнить себя и её. Ты помнишь её, Ренатус? Из нас троих ей досталось самое страшное. Она застряла, ждет тебя, ей плохо… Запомни: я твой пропуск в этот мир. Предстоит много выяснить, ещё больше изменить. Дом не случайно построен на этом месте. Твой дом. Ты создал его – гениальный отшельник, обречённый на непосильную ношу…
Лекарь поминал почивших легионеров, колыхаясь миражной дымкой. Остатки видения втягивались ноздрями с воздухом, щекотали; боль прострелила мозг, разбудила ударом в затылок.
Голова раскалывалась, на губах вкус крови. В цветные стекла протискивалось утро. Видимости хватало лишиться речи от длинных, живых усов под собственным носом. Нечто тараканоподобное, размером с кота, сидело на сюртуке, изучая пуговицы с любопытством лаборанта. Домашние насекомые – дело обычное, но этот экземпляр заставил пренебречь болью в затылке и замереть, позабыв обо всём. Архижуткие размеры повергли в оцепенение. Оно с лёгкостью бритвы лоскутило ткань и глотало, посматривая человеческим взглядом. Меня бы стошнило, если бы не был так напуган. Глотая, оно блаженно закатывало глаза, будто камлотовые кусочки имели вкус рождественского пирога. Вершина расчленения была непредсказуема: один ус поддел пуговицу, в мгновение ока вырвал, сопроводив металлический предмет в ненасытную пасть. Отойдя от шока, я закончил блаженство уродца молниеносным ударом в голову. Не ожидая нападения, оно отлетело, вывернулось, встало на ноги. За пышными ресничками кровавые зрачки бушевали яростью.
– Бурррх! Вот и у вас появилась собственная глупость. Следующей ночью, он придет не один, – Доктор ехидно оплакивал недальновидность Грэма тринадцатого, – советую не спать.
Ковыряя дырку в сюртуке, я и сам догадывался, насколько везуч: можно было лишиться пальца, носа или уха. Маленький негодяй пялился злыми глазками, по-кошачьи прижавшись к полу. Не дожидаясь атаки, я пошёл в наступление, топнул ногой в шаге от прожорливой пасти и моментально поплатился. Стремительный бросок не оставил ни шанса: правую ногу обожгло. В ботинке засквозила дырочка, как от швейной иглы.
– Это серьёзный противник, мастер Грэм. Если сможете, убейте: выиграете время, подготовиться к встрече друзей, а их придёт немало, – умничал зритель, взирая на гладиаторов с трибуны.
– Понадобятся советы опытного голубя, дам объявление в газету.
– Зовите, как хотите. На успех это не повлияет.
– А что повлияет? – для первого везунчика войны вопрос принципиальный.
– К примеру, дружба с вашим нелюбезным противником.