Дети блокады. Михаил Сухачев
Сильная перегрузка вдавила людей в сиденья. Выскочив на новую вершину, поезд покатился по пологой изгибающей, отчего возникло такое ощущение, будто тебя вытаскивают из тележки. Рельсы круто метнулись влево, увлекая тележки в вираж. Потом поезд понесся по пути, проложенному на опорах, поднятых высоко над землей, отчего создавалось впечатление свободно парящего полета.
Видно было, как люди на земле, подняв головы, с любопытством наблюдают за движением поезда. Сделав еще несколько головокружительных взлетов и спусков, поезд стал полого спускаться, постепенно замедляя ход. Прекратился визг, раздались возгласы облегчения.
Теперь, когда Витька почувствовал, что остался цел и невредим, его обуяла безудержная храбрость. Он готов был кататься еще и намекнул об этом брату и Вале. Но ему купили пятнадцатикопеечное мороженое, после чего брат шепнул, чтобы он катился на все четыре стороны, и чем быстрее, тем лучше.
…Сейчас «Американские горы» не работали. Возле них было пусто. Зато площадка около сбитого фашистского самолета кишела людьми. Над толпой торчал серо-зеленый киль[8] с желтой пугающей свастикой.
Ребята пронырнули в толпе и оказались рядом с веревочной оградой, за которой лежал самолет, собранный из обломков. Несколько военных стояли около него.
– Дядь, а можно заглянуть в кабину? – обратился к одному из них Витька.
– Да внутри все разбито – нечего смотреть, – ответил тот.
– Все равно интересно, – умоляюще поддакнул Валерка.
– Ладно, ныряйте под веревку, – разрешил военный.
Ребята бегом помчались к самолету и вскарабкались на борт возле кабины. Там действительно все было разбито. Множество приборов с поломанными стрелками замерли в тот момент, когда стервятник закончил свое разбойничье существование.
– Тьфу, Гитлер проклятый! – Витька плюнул в кабину.
…Дома был переполох. Срочно собирали в эвакуацию близнецов Сашу и Лену, работавших на одном из оборонных заводов. Виктор позавидовал им: всего-то на пять лет старше, а уже едут одни, без старших, и не куда-то близко, а на Урал.
Он подступил к матери.
– Ма, пусти меня с ними, – попросил робко, чувствуя, что лезет под горячую руку.
– Ты что, свихнулся? – удивилась она, продолжая завязывать фанерный чемодан. – Это не твои дурацкие игры в войну.
– Да, а чем они лучше меня? Тогда я все равно убегу!
– По ремню соскучился? Так и скажи, – пригрозила Александра Алексеевна. Но потом, смягчившись, добавила: – Андрей и Гриша воюют, Саша и Лена уезжают на Урал. Что же, я с одними девчонками останусь? В деревне такие, как ты, уже по хозяйству помогают.
Сборы были короткие. Мать сдвинула чемодан и клеенчатый узел к стене, скомандовала:
– Все садитесь! – и пристально глянула на притихших близнецов, словно пытаясь запечатлеть их перед разлукой. Через минуту молчания она поднялась. – С Богом! – и перекрестила детей. – Пишите, не ленитесь. Теперь душа будет болеть о вас.
Все вышли на улицу, где возле
К и л ь – вертикальная часть хвостового оперения самолета.