И оживут слова. Часть III. Наталья Способина
брат здесь? – продолжала допытываться Добронега, и в ее голосе слышалась радость.
Альгидрас некоторое время молчал, а потом произнес:
– Он уезжает вскоре.
К счастью, никто не стал развивать эту тему дальше, и трапеза продолжилась в ничего не значащих разговорах. Милонега выспросила у Миролюба о здоровье малыша. Оказалось, что он до сих пор не приходил в себя, но отчего-то княгиню это не озаботило. Добронега вызвалась посмотреть ребенка. С этим все согласились, однако то, какой взгляд Миролюб бросил на Альгидраса, заставило меня подумать, что он готов прибегнуть к альтернативной помощи в лице хванца.
Наконец Милонега решила, что мужчины достаточно обсохли для того, чтобы позволить им уйти. Добронега к тому времени уже отправилась навестить малыша, я тоже раздумывала над тем, под каким бы благовидным предлогом покинуть сие блистательное общество, потому что взгляды Миролюба раздражали так же сильно, как и нарочитое невнимание Альгидраса, когда Милонега неожиданно спросила:
– А ты знаешь песнь о старом корабле?
Альгидрас, как раз выбиравшийся из-за стола, запнулся о лавку и едва не пропахал носом пол, в последний момент умудрившись сохранить равновесие.
– Знаю, – во взгляде, обращенном на Милонегу была смесь удивления и настороженности.
– Спой мне ее.
Альгидрас растерянно оглянулся на княжича, а я передумала уходить.
– Это старая хванская песня, – пояснила мне Милонега. – Когда Миролюбушка оправлялся от раны, в ту пору… к нему приходил старый хванец. Тот самый, что сказал твоему отцу, где искать Миролюба. Любим против был, да тот тайком приходил. Поутру рано.
Я невольно поежилась и посмотрела на Миролюба. Тот глядел на мать со смесью жалости и тревоги.
– Помнишь, сынок?
Тревога Миролюба передалась и мне. Милонега в этот момент выглядела так, словно не понимала, где она и с кем. На ее щеках заблестели слезы, и я вдруг осознала, что она сейчас мысленно в том страшном времени, когда искалеченный ребенок боролся за жизнь после плена. Был ли тот хванец вообще? Не плод ли он ее больной фантазии?
– Ихе мила больнак, – тихо запела Милонега.
Миролюб выразительно посмотрел на Альгидраса, словно призывая подыграть, а сам шагнул к матери и легонько обнял ее за плечи.
– Позволь, я отведу тебя, – ласково произнес он, заглядывая в лицо Милонеге.
– Ихе мила больнак, ише мелако терна, – пропела Милонега.
Я вздрогнула, когда эту странную песнь подхватил негромкий голос Альгидраса.
Он шагнул к Милонеге и дотронулся до ее локтя, продолжая негромко напевать. Песня вправду была похожа на колыбельную. Милонега закрыла глаза и улыбнулась, по ее щекам катились слезы. В комнату заглянула пожилая женщина и, нахмурившись, покачала головой. Потом на ее лице появилась ласковая улыбка, и она уверенно подошла к Милонеге, оттеснив