И оживут слова. Часть III. Наталья Способина
Миролюба. А еще я вдруг поняла, что меня физически корежит от мысли о близости с женихом, хотя я и была далека от наивных мыслей о сексе лишь по любви. В конце концов, я не ждала принца все эти годы. Но сейчас…
– Подожди! – я выскользнула из объятий Миролюба. – Я так не могу.
Он ничего не говорил, лишь смотрел пристально, словно что-то для себя решая. А еще было в его лице что-то новое, я только пока не могла понять, что.
– Добруш – твой сын? – зачем-то спросила я, хотя вовсе не собиралась.
На лице Миролюба промелькнула какая-то эмоция, и он прищурился:
– Ты из-за него?
– Я… просто спросила.
– Да. Сын. Только, как он родился, я не прикасался к Уладе.
– Ясно, – пробормотала я, понимая, что глупо упрекать мужчину в связи многолетней давности и уж тем более в том, что он заботится от своем ребенке.
– То есть это не из-за сына? – уточнил Миролюб.
Я помотала головой, осознавая, что это хороший предлог, но не имея сил соврать.
– Тогда из-за него?
– Из-за кого? – искренне не поняла я.
– Из-за хванца?
– Что? – я даже отшатнулась от Миролюба. – При чем тут Альгидрас?
– Альгидрас? – усмехнулся Миролюб, и я поняла, что только что сказала о своих чувствах гораздо больше, чем планировала.
Я ничего не ответила, чтобы не сделать ситуацию еще паршивее. Но, глядя в изменившееся лицо Миролюба, вспомнила момент, когда впервые осознала, что не имею над ним никакой власти. Однажды он уже был вот таким – жестким и далеким. Тогда, в доме Радима, он спорил с Альгидрасом. Сейчас мы спорили из-за Альгидраса. Права была Добронега: княжич милый, пока на его добро не покушаются.
– Ты его любишь? – голос Миролюба прозвучал спокойно, будто он спрашивал, люблю ли я орехи.
Я помотала головой, с удивлением обнаружив, что ложь стоит немалых усилий. Чертова святыня.
– Я не люблю его, Миролюб, – четко произнесла я. – Но он очень помог мне после плена. Рассказывал сказания, успокаивал, когда мне было страшно. Я не могла пойти к Радиму, – пробормотала я, предвосхищая вопрос, – потому что он… лицом темнел, стоило мне сказать о кварах. Олег был против, говорил, что мне надобно к брату… Но я не могла. Я к нему тогда ночью бегала, потому что мне страшно было. Понимаешь? Ты же должен понимать!
Я отдавала себе отчет, что пользуюсь женской хитростью. Весь мой опыт требовал подключить слезы, однако какая-то часть меня чувствовала, что с Миролюбом этого делать не стоит.
В лице княжича что-то дрогнуло, и он, шагнув вперед, притянул меня к себе и обнял. Он больше не пытался меня поцеловать, за что я была ему благодарна. Он просто уперся подбородком в мою макушку и прошептал:
– Не бойся. Теперь все хорошо будет. Просто поклянись, что ничего у вас не было.
– Не было, – эхом откликнулась я, потому что это было правдой. –