В поисках П. Д. Успенского. Гений в тени Гурджиева. Гэри Лахман
rel="nofollow" href="#n_37" type="note">[37]. Мог ли он знать во сне, что спит, и в то же время мыслить осознанно, как наяву?
С тех пор, как почти столетие назад Успенский начал свое изучение снов, феномен «осознанных сновидений», как назвал их исследователь сновидений Фредерик ван Эден, привлек немало внимания. Но в 1905 году об этом мало что знали, и двадцатисемилетний Успенский явно был пионером в их изучении. Любопытно, что другой автор, который тоже станет учеником Гурджиева, французский поэт Рене Домаль, также начал интересоваться иными состояниями сознания с попыток сохранять сознание во время сна. Домаль также использовал более опасные способы – наркотические вещества, к которым, как мы увидим далее, Успенский тоже обращался[38].
Успенского интересовало открытие механизма образования снов, и, как обычно рекомендуется делать, он начал исследование с того, что записывал свои сны после пробуждения. Однако вскоре он обнаружил, что у этого метода есть свои недостатки. Во-первых, скоро стало очевидно, что сами попытки вспомнить сны изменяли их. Записывание снов меняло их; само внимание, которое он им уделял, меняло его сны и создавало новые. Успенский понял, что ему нужен другой метод, и развил навык сохранения сознания во сне. Сначала он делал это по ночам, но вскоре обнаружил, что, как и следовало ожидать, это мешает ему спать. Тогда он перенес внимание на утро, когда оставался в постели и снова погружался в то, что называл «состоянием полусна». Из этого можно сделать выводы о жизни Успенского в то время: одно то, что он мог оставаться в постели, подсказывает, что у молодого романиста было много свободного времени.
В состоянии полусна Успенский «спал и в то же время не спал», и первое впечатление от этого было – изумление и чувство огромной радости. Но это же состояние вызывало странное чувство страха и тревоги, что он потеряется. Состояние полусна одновременно привлекало и пугало его, обещая как огромные возможности, так и огромные опасности. Тем не менее, Успенский был убежден, что без состояния полусна изучение сновидений невозможно. Теперь у него был «ключ к миру снов», и как в юности при столкновении с физикой, так и теперь это прозрение превратило то, что было «неясным и непонятным», в «понятное и видимое»[39].
Первые тревоги Успенского со временем уступили ясному пониманию того, как образуется большинство снов. Читателей, знакомых с его книгой «Поиски чудесного», выводы Успенского могут разочаровать. Успенский отрицал идею, что наши повседневные сны что-то рассказывают о нашем истинном «Я», о предназначении, и что они вообще несут какое-то послание. Он говорит, что они бессмысленны, «совершенно случайны, совершенно хаотичны, ни с чем не связаны»[40]. Скорее, утверждает он, большинство снов является продуктом нашего физического или психологического состояния. С детства ему регулярно снился сон о том, как он тонет в болоте. Сколько бы он ни пытался выбраться, во сне он неизбежно погружался в глубокую, кажущуюся бездонной грязь. Хотя годами он чувствовал, что в этом сне
Описание экспериментов Домаля (Daumal) с сознательным сновидением и другими измененными состояниями сознания см. его эссе «
Ouspensky P. D.
Там же. С. 252.