Ассенизаторы. Расплата. Константин Хохряков
и не хочется… Ну что за мужики пошли?
– А что такое? – не понял я.
– Помнится, кто-то обещал показать, как что-то там работает?
– Это ты на меня так действуешь, любимая! Как на тебя посмотрю – так из головы сразу все вылетает. Я исправлюсь, честное пионерское!
– Ну, исправляйся!
– Один момент! Присядь, дорогая, и закрой глаза. Я мигом!
Забрав из кухни цветы, сорвал с упакованного в целлофан букета газетную обертку, прихватив также и телефон, вернулся обратно.
– Сударыня! – встав на одно колено перед сидящей на диване Мариной, произнес с пафосом. – В знак моей глубокой любви разрешите преподнести вам этот скромный букетик!
– А что, глаза открывать еще нельзя? – спросила она, приподнимая на одном ресницы. – Ой! Красота-то какая! Именно такие, какие я люблю! Спасибо, золотой мой! – притянув к себе и заставив сесть рядом, подарила мне жгучий поцелуй.
– Смотри-ка, работает! Я, правда, и не сомневался, но покупал без проверки! Тебя рядом не было, а с бабулькой испытывать как-то не решился. Еще ревновать начнешь. С днем рождения, любимая!
– Ты когда-нибудь серьезно говорить начнешь?
– Я и так серьезен, как никогда! А это приложение к цветам, – протянул коробку, – теперь не спрячешься! Везде найду! Еще раз с днем рождения, радость моя! Шампанского дома, правда, нет, но зато где-то были конфеты, – еще один долгий поцелуй.
– Большое спасибо, мой хороший! Я об этом даже и не мечтала никогда. Ты откуда про день рождения узнал? Я, по-моему, не говорила… А-а! От дяди Сережи, наверно? Признавайся!
Сознаваться, естественно, ни в чем не стал. Только загадочно улыбнулся в ответ. Пусть считает, что Удалой проговорился, если ей так больше нравится. Главное, что знаю!
– Мне пора, любимый! – взглянула Марина на часы. – Маме помочь надо на стол приготовить, да и гости придут – а меня нет. Нехорошо получится… Давай я тебя покормлю чем-нибудь, а то ты ведь сам-то о себе вообще не заботишься. Будешь что-нибудь жевать всухомятку.
Удалившись на кухню, погремела там кастрюлями, хлопнула дверцей холодильника. Послышался шум воды. Вернулась минут через пять с расстроенным выражением лица.
– Что случилось, Мариночка? – встревоженно спросил я.
И действительно – что за перемена настроения? Только что была, как мне кажется, самой счастливой из всех, кого я только знаю. А тут…
– Иди мусор выбрасывать, горе ты мое! Я из холодильника все в ведро сложила. Свет у тебя отключали, что ли, пока в госпитале лежал? В кастрюлях плесень, в воде их замочила. Хлеб тоже в помойку. В общем, кормить тебя нечем. И в магазин бежать уже некогда.
– Мариночка! – обнял ее. – Не переживай. Я сейчас тебя провожу, а на обратном пути хлеба куплю. Тушенка где-то есть, не пропаду.
– Ты на своей тушенке желудок посадишь. Мало тебе ее в командировках было? – Помолчав немного, как будто посветлела лицом: – Придумала! У тебя костюм-то какой-нибудь есть?
– Зачем? В ресторан идти? Что-то нет никакого желания.
– Почему в ресторан?