Возврата к старому не будет. Илья Александрович Земцов
ответ. Ни пуха ни пера, действуй.
Скурихин встал из-за стола и проводил Николая до дверей кабинета. На прощание сказал:
– Всего хорошего.
Весной в точно установленное стариками время Николай посеял 20 гектаров льна. Лето выдалось не совсем благоприятное. Урожай зерновых собрали ниже среднего, а лен уродился на славу. Алексанко вспоминал, когда в последний раз был такой урожай льна, но так и не вспомнил. Выросла отличная и картошка.
Районное начальство ругало Николая за посев льна. Называли анархистом, а за глаза между собой хвалили. Обмолоченные хлеба увезли с тока государству. Зато за сданную льняную тресту и семена колхоз получил деньги и пшеницу. Колхозники на трудодень получили по три килограмма пшеницы и по два рубля на нос. Жители деревни стали верить в своего вожака. О Николае говорили с почтением. Колхоз богател, на фермах увеличивалось поголовье скота.
Весной 1948 года засеяли все земли деревни. Бросовых земель больше не стало. Одного льна сеяли до 50 гектаров. Колхозники получали хорошую оплату на трудодень. Колхоз планировал построить клуб и школу для молодежи.
Мечты колхозников не осуществились. В январе 1949 года колхоз объединили с соседней деревней, которая находилась в пяти километрах. За партизанщину райком не порекомендовал Николая председателем колхоза. Имя анархиста ему крепко привилось. Все нажитое деревней за трудные годы перетащили в соседнюю деревню на центральную усадьбу. Николаю предложили должность бригадира, он отказался, поступил учиться очно. Окончил институт и по распределению уехал на работу на Курильские острова. Там он переквалифицировался. Заочно окончил институт рыбного хозяйства и остался там жить и работать навсегда.
Витьку в 1948 году взяли в армию. Бронь как трактористу больше не дали. Отслужил три года в армии, в деревню больше не вернулся.
Алексанко продал все свои гнилушки, уехал к сыну в Москву. Через два года навестил деревню, говорил, что очень соскучился по родным местам.
– Лучше наших мест нет нигде. Нет такого раздолья. Никому не советую уезжать с родного, всю жизнь прожитого места.
Через неделю после приезда Алексанко умер. На своей родине, в своей деревне. Народ говорил:
– И умирать-то приехал домой.
Борис-Воробей вырос, женился и уехал в колхоз ближе к городу. Народ из деревни уезжал, убегал. В деревне не осталось ни одной живой души. Еще стояли сиротливо четыре дома, низко осевших, с полусгнившими крышами и заколоченными окнами. Лишь небольшая стая серых голубей напоминала, что когда-то здесь жили и трудились люди.
Каждый человек назовет своей родиной ту деревню, село, город, где он родился, провел свое детство. Детские годы самые памятные, самые лучшие из прожитой жизни, какими бы трудными они ни были. Вот поэтому тянет, как магнитом, человека в родные места, в места детства.
Через двадцать пять лет Васин Николай приехал в родную деревню. Ее уже не было, осталось одно название. Четыре полусгнивших дома с забитыми окнами напоминали ему о прошлом, о былых временах. Ему казалось, что кругом