Незримому Собеседнику. Лёва Зайцев
мне давно были дороги, никогда прежде я не был готов отдавать столько тепла Маме, и тем более никогда я не пытался взглянуть на Мир Её глазами. Одиночество перестало быть чем-то личным, потаенным, но стало ключом, открывающим любые двери, и светом, разрезающим тьму, потому что сама Любовь стала больше, чем Свет, больше, чем Тьма. Больше, чем Спасение и оправдание. Ей больше не требовалось позволения для того, чтобы быть. Чтобы заявлять о себе. Чтобы Звучать и слышать Созвучие. Чтобы видеть, что там внутри каждому по-своему одиноко. И каждый вынужден выбирать, к какому голосу внутри себя прислушаться, а значит, каждый остро нуждается в Собеседнике, который не побоится открыться так, чтобы беседа открыла путь Страждущего в его непознанный Мир. Любовь стала больше самого страха быть не понятым, отвергнутым, забытым, уничтоженным. Она уже не была больше Смерти. Она отрицала Смерть, как финал истории.
Мыслимо ли желать себе большего, когда ты в своем желании Познания подобен Богу? И один вопрос снова и снова, как тогда в Раю, не дает покоя: «Насколько подобен?». И привносит новые: «Где начинается разница? Кто властелин Времени и Слова?».
За рамками нашего Диалога оставались только наши мечты, но у каждого своя. И эти мечты, оказывая огромное влияние на процесс Диалога никак не пересекались. Их нельзя было просто вычеркнуть. Их невозможно было вписать в матрицу Диалога, потому что они не менялись несмотря на то, что Настоящее уже написало иное Будущее, иной Исход. Там, в мечтах, не менялись и мы. И то, что казалось так важно в грёзах, противоречило самой Сути перемен. Самой Сути Созвучия. И так не могло больше продолжаться. Диалог был обречен на Смерть. Смерть, даровавшую Перерождение. Смерть, даровавшую взгляд со стороны. Ведь Смерть не всегда конец. Это ещё и Исход в другую Жизнь.
Круг третий
Я выбрал Слово, чтобы выплеснуть себя наружу,
поскольку не одарен слухом и прочими способностями,
позволяющими выплеснуть себя иначе.
Приглашение.
Жизнь началась до Вас и до меня. И Мир почувствовал грядущее явление, возможно, задолго до часа нашего зачатия. В полутонах, намеках на влеченье Мужчины к Женщине, а Женщины к Мужчине, иль по иной, такой же уважительной причине. Когда благословенный их союз, различий двух взаимонаполнение, сотворил меня, Мир был уже взволнован Тишиной, которая всё видит наперед, в слух обращаясь, ловит предопределяющие знаки. И убедился по переменам в Женщине, что вероятен дополнительный актёр для бесконечной пьесы. Он узнавал меня по облику Её, и по семейным разговорам. Я с ощущением рос, что где-то, куда сигналы посылаю, огромная Вселенная, которой я не знаю, а здесь лишь копия её. Я проходил историю Земных существ на собственном примере, из клетки превращаясь в рыбу, ящерку, зверька, оформившись затем и в человека. Мир наблюдал и верил с Ней, и верил с Ним. Планировал со всеми вместе, кому я был тогда небезразличен. Мечтал, страдал, считал недели, месяцы, недели, снова, дни, часы. Они из тех, с кем Мир не испугался меня принять в свои