Гуманная пуля. Книга о науке, политике, истории и будущем (сборник). Захар Оскотский
одной мощной организации – «Проекта Манхэттен». Занятые в нем ученые, при всех неизбежных сложностях человеческих отношений, соперничества и т. д., составляли единый творческий коллектив. Многие из них впоследствии сожалели о том, что сотворили, но не подлежит сомнению: вплоть до разгрома Германии они считали целью своей работы противодействие фашистской ядерной угрозе, и это их воодушевляло.
Главный администратор «Проекта Манхэттен» генерал Гровс, сам представитель военно-бюрократической машины, понимал, как тяжело согласуются действия этой машины с научным творчеством, и наставлял своих подчиненных: «Мы здесь собрали самую большую в мире коллекцию битых горшков (т. е. – чокнутых, так генерал аттестовал ученых), постарайтесь относиться к ним с пониманием!»
И при всем сознании своей ответственности, при всех неизбежных ограничениях секретности, занятые в «Проекте» физики не переставали чувствовать себя прежде всего свободными людьми. Известна история о том, как дурачился молодой Фейнман, разгадывая код цифровых замков на сейфах, запертых службой безопасности, и подкладывая туда записочки вроде «Угадай, кто здесь был». Пример, может быть, не самый значительный, но говорящий о многом.
Совершенно иное впечатление производит атомный проект нацистской Германии. Единой организации не было. Существовали, по меньшей мере, две основные группы физиков, которые не просто конкурировали, но прямо враждовали между собой, ведя ожесточенную борьбу за необходимые для создания атомного реактора материалы. А постоянные реорганизации – любимое занятие бюрократических режимов – только усиливали хаос. (Генерал Гровс в своих мемуарах иронически замечает: «Казалось, вопросам организации немцы уделяли намного больше внимания, чем решению самой проблемы».)
Немецкие ученые жили в атмосфере страха и взаимного недоверия. Главным стремлением было уберечь себя от возможных провокаций, так как в каждом институте среди сотрудников находились тайные агенты и осведомители.
Даже в условиях военного времени, когда невероятно дорог каждый час, немецкие физики собирались на конференции и совещания специально для того, чтобы найти хоть какую-то возможность пользоваться новейшими фундаментальными теориями, в создании которых видная роль принадлежала физикам-евреям. То есть сделать так, чтобы с одной стороны, конечно, пользоваться, а с другой – как бы отвергать, поскольку теории эти были официально объявлены «враждебными духу арийской науки» и еще, почему-то, «упадническими». Более бредовое занятие трудно себе вообразить.
Неудивительно, что в таких условиях немецкие ученые просто боялись требовать бо́льших средств, не желая брать на себя ответственность. Доходило до того, что даже профессор Эзау, назначенный Герингом на пост главы всего атомного проекта с заданием хоть как-то скоординировать разрозненные работы, осторожно отговаривал тех физиков, которые хотели привлечь к атомной бомбе внимание высших нацистских властей. И Эзау, и некоторые