Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге. Юрий Жук
Я получил от него несколько посланий, написанных карандашом, в которых он умолял меня вступиться за Императорскую семью. Чтобы не компрометировать его, я ему ни разу не ответил, но он, по-видимому, знал, что я ежедневно делал представления Уральскому Совету, чтобы помочь Царю и его семье».[84]
Надо отметить, что даже будучи приведён к присяге, Т. Г. Престон, мягко говоря, лукавил. Ибо в том положении, в каком находился тогда Князь В. А. Долгоруков, скомпрометировать его ещё более было просто невозможно… Да и откуда он мог «по-видимому, знать» об этих, так называемых, «представлениях»? Посему возникает мысль, что таковых, попросту, не было. А если всё же они и были, то только преподнесённые в устной форме, а слова, как известно, к делу не подошьёшь! Ибо, как в таком случае объяснить тот факт, что эти самые «представления» не были предъявлены центральной власти в качестве очередных вещественных доказательств «мирового контрреволюционного заговора, непосредственно указывающего на связи Царской Семьи с представителями Антанты»?
В свою очередь, Государь и Государыня, волнуясь за судьбу своего любимца, изливали тревожные мысли в скупых дневниковых строчках:
«20 Апреля[85]. Пяток Великий.
(…) По неясным намекам нас окружающих можно понять, что бедный Валя [Долгоруков] не на свободе и что над ним будет произведено следствие, после которого он будет освобождён! И никакой возможности войти с ним в какое-либо сношение, как Боткин ни старался».[86]
«25 (8[Мая]). Апрель. Среда.
(…) Нам никак не удаётся узнать что-либо о Вале [Долгорукове]».[87]
О том, как протекали похожие друг на друга дни содержания под стражей ближайшего сподвижника Государя, почти ничего не известно. Однако кое-какой свет всё же проливают на это воспоминания бывшего Министра-Председателя Временного Правительства Князя Г. Е. Львова (о том, как Князь В. А. Долгоруков работал на тюремном огороде[88]), а также выдержка из протокола его допроса.[89]
В своих воспоминаниях, написанных в конце 50-х годов минувшего столетия, бывший сотрудник Уральской Областной Чрезвычайной Комиссии (УОЧК) А. Г. Кабанов также не обошёл своим вниманием персону Князя В. А. Долгорукова:
«(…) Свиту бывшего царя в составе князей: Львова, Голицина, Долгорукова и графа Татищева и двух поваров – поместили в дом предварительного заключения, начальником которого назначили моего старшего брата Михаила, а комиссаром – моего младшего брата, тоже Михаила.
Львова, Голицина и Татищева поместили в большую комнату, каждому предоставили хорошие кровати с мягкими матрацами, с новым постельным бельём, новые шерстяные одеяла, а Долгоруков по настоятельной просьбе Голицина, Львова, Татищева был помещён в одиночную камеру. При этом, обращаясь к моему брату Михаилу-старшему,
Эти показания на процессе лже-Анастасии (Анны Андерсон) сэр Т. Г. Престон дал под присягой в письменной форме. Не менее интересны также и его показания от того же числа в отношении перевода Царской Семьи из Тобольска в Екатеринбург:
«Я, Томас Гильдебранд Престон, проживающий по адресу Пикадилли, 106, Лондонское графство, под присягой заявляю следующее: 1. В сентябре 1913 года я был назначен британским вице-консулом в Екатеринбурге (Россия). Территория, на которой я осуществлял консульские полномочия, была обширной, поскольку охватывала Урал до города Перми на западе и Акмолинскую область и Западную Сибирь на востоке. Позднее я был возведен в ранг консула, и мои полномочия увеличились. 2. После отъезда из России сэра Джорджа Бьюкенена, посла Великобритании, в самом начале революции, я не получил никаких указаний (телеграф работал нерегулярно) покинуть свой пост, и у меня не оставалось иного выбора, кроме как продолжать выполнять свои обязанности, тем более, что в качестве главы дипломатического корпуса я нес ответственность за безопасность всех иностранных подданных, проживающих там. В силу этого я стал свидетелем, пожалуй, самого страшного в новейшей истории террора. Я оставался в Екатеринбурге вплоть до освобождения города 25 июля 1918 года частями Сибирской (Белой) Армии и мятежными отрядами чехов, а затем – до июня 1919 года, когда я отправился на Дальний Восток с остатками вооруженных сил Колчака. С самых первых дней большевицкой революции – с октября/ноября 1917 года – я был единственным официальным представителем Великобритании на территории от Москвы, где нашим представителем являлся сэр Брюс Локкарт, и до Владивостока на Дальнем Востоке, где британским консулом был мистер (впоследствии сэр) Роберт Ходжсон, которого я сменил на этом посту осенью 1919 года. Британская военная миссия, возглавляемая генералом сэром Альфредом Ноксом, прибыла в Екатеринбург вскоре после разгрома большевицкой армии в июле 1918 года, когда в городе были уже восстановлены нормальные условия жизни. 3. После большевицкого государственного переворота в октябре 1917 года я обратился к Уральскому совету, который отказался признать меня в качестве британского консула ввиду того, как заявили представители совета, что мой посол уехал из России, и, по слухам, британские войска намеревались высадиться в районе Архангельска. Я объяснил, что в качестве главы дипломатического корпуса представляю интересы всех иностранцев, включая граждан нейтральной Скандинавии, и в качестве такового я впоследствии смог установить деловые отношения с Уральским советом. 4. В начале апреля 1918 года до нас в Екатеринбурге дошли слухи, что советские власти как в Москве, так и в Екатеринбурге, проявляют беспокойство в отношении русской Императорской семьи, находившейся в то время в заточении в Тобольске. Предполагалось, что её присутствие вызывает монархические чувства, и что могут быть предприняты попытки позволить ей скрыться. В середине апреля Янкель Свердлов, председатель Центрального исполнительного комитета в Москве, под германским давлением (со стороны графа Мирбаха, германского посланника, впоследствии убитого) направил в Тобольск комиссара Яковлева с поручением доставить Императорскую семью в Москву с целью принудить Царя подписать Брест-Литовский договор с немцами. Однако Яковлев вел двойную игру: выполняя требование немцев вывезти Императорскую семью из Тобольска, он одновременно пошёл навстречу пожеланиям Уральского совета и позволил ему арестовать Императорскую семью по пути в Екатеринбург. 5. 30 апреля 1918 года Император, Императрица, Великая княжна Мария, доктор Боткин и трое слуг – Анна Демидова (комнатная девушка Императрицы), Чемодуров (лакей Императора) и Седнев – прибыли в Екатеринбург. Уральский совет попытался сохранить в глубокой тайне приезд Императорской семьи в Екатеринбург. Однако известие об этом вскоре просочилось наружу, и на станции Екатеринбург-1, куда подошёл Императорский поезд, а затем и около дома Ипатьева, куда должны были поместить Царскую семью, собралось значительное количество любопытных. Чтобы не привлекать внимание толпы, власти отогнали поезд на станцию Екатеринбург-2 (товарная станция), направив туда автомобили, чтобы погрузить в них приехавших. По поводу большевицких чиновников, которые сыграли ведущую роль в этих трагических, но исторических событиях. Членами президиума Екатеринбургского совета были Белобородов (председатель), Сыромолотов, Голощёкин, Сафаров, Войков и Чуцкаев. Чуцкаев не всегда упоминался в качестве члена президиума, но действовал, как заместитель Белобородова; именно с ним я встречался почти ежедневно, когда делал представления по поводу безопасности и обращения с Императорской семьёй. Из других членов президиума я много лет был знаком с Сыромолотовым в связи с горно-рудной промышленностью. С Войковым я тоже был прежде знаком. Что же касается Голощёкина, который до революции был помощником зубного врача, то после убийства Императорской семьи я имел с ним весьма неприятную встречу на Екатеринбургском телеграфе».
Дата указана по старому стилю. (3 мая 1918 г.)
Дневники Николая II и императрицы Александры Фёдоровны в двух томах. Том второй, стр. 402.
Там же, стр. 412.
Этот огород всего в четыре грядки, обустроенный по инициативе Князя Г. Е. Львова, при поддержке тюремной администрации, возделывался руками арестантов.
См. документ № 6 Части I, раздел «Князь В. А. Долгоруков в материалах Следственного Производства 1918–1920 г.г.».