Не стреляйте в рекламиста. Иосиф Гольман
инвалида?
– Легко! Ты такая же дрянь, как и в детстве.
– А что ты обо мне знаешь? – зашелся Атаман. – Ты вылечился и пошел в институт. А я – в зону. С четырнадцати лет!
– Ты тоже мог в институт.
– Не мог! Там другие институты!
– В лагерь случайно не попадают.
– Вы суки! Все суки! Суки! – С ним случилась истерика. Он забился в судороге. Слезы потекли, почему-то из одного глаза. Сведенный рот полуоткрылся, оттуда исходило то ли шипение, то ли стон.
Ефим изловчился и с левой врезал старому другу по морде. Голова дернулась, глаза остекленели, но через несколько секунд приступ прошел и он начал приходить в себя.
– Успокоился? Я тебя в зону не загонял. Свинья грязь ищет сама.
– У нас на поселке подломили ларек. И порезали ларечника, – неожиданно спокойно сказал Атаман.
– Ну и что?
– Участковый пришел, спросил, когда у меня день рождения. Я еще удивился. Ты за меня на нож полез. Этот днем рождения интересуется. У меня мать и то не помнила.
– Ну и что?
– Исполнилось четырнадцать, и загребли. Надо же было по ларьку палку ставить. Ларечник меня опознал. Я, когда первый раз откинулся, пришел к нему. Он испугался, говорит, нажали.
– А ты что, не при делах был?
– Нет. Не был я у ларька. Меня вообще в поселке не было. Не веришь?
Возраст и жизненный опыт Ефима не позволяли верить уголовникам. Он внимательно посмотрел Атаману в лицо.
У Атамана от напряжения свело челюсти.
– Ты веришь? – Он облизал пересохшие губы.
– Не знаю. Похоже, верю… – задумчиво произнес Ефим. – А где ж ты был, когда ломали ларек?
– У тебя, – осипшим голосом сказал Атаман. – В больнице. Тебя выписывали…
Некоторое время они сидели молча.
– Тебя встречали родители. На белых «Жигулях». А до этого приезжала девчонка, совсем рыжая.
– Анька, – машинально подтвердил Ефим.
– А с самого утра приходил твой друг длинный, который к тебе в лагерь приезжал. А до того вечером – Француз…
– Ты что, всю ночь там околачивался?
– А куда ж мне было деться? Три часа до дома. Я в подвале спал.
– Что ж не подошел, почему потом не написал? Хоть кто-то тебя там видел, могли подтвердить.
– Я – волк, Ефим. Волкам адвокаты не нужны.
– Дурак ты, а не волк. – Береславский включил левый поворотник и въехал в поток. – Где ногу оставил?
– Там же, где и руку. На Северном Урале. Там и так холодно, а в горах особенно.
– Побег?
– Третий. Четыре ходки. Сейчас вышел. Справка есть. Что еще интересует?
– Почему наколок нет?
– На той руке были, – усмехнулся Атаман. – Мне партаки ни к чему. Я и так в авторитете.
– А почему тогда на перекрестке стоишь?
– Слишком много спрашиваешь, – помрачнел Атаман.
– Ладно, отложим. Чем дальше займешься?
– Есть план, Ефим.
– Какой же?
Атаман молчал.
– Так какой же?
– Умирать собираюсь. Рак у меня. Потому