Переплетение жизненных дорог. Илья Бахмутский
длинный путь по кабакам, гостиницам и квартирам, часто заканчивающийся только в начале следующей недели. Попасть туда было действительно сложно – швейцары сразу отсекали случайную и малоплатёжную публику по одним им известным приметам, почти никогда не ошибаясь. Но у Вовика этот вопрос решился просто: у одного из ребят с тренировки там работала официанткой сестра, и он попросил этого парня об одолжении…
Он ждал Гордееву в субботу вечером на остановке, как они и договаривались, ловя на себе взгляды проходящих мимо людей. «Вот это да! Стоило хорошо одеться, и сразу столько внимания», – подумал он. Подошла Лена и, откровенно обсмотрев его с ног до головы, сказала:
– Ого, ты прямо как у Высоцкого в песне: «Да это же просто другой человек, а он тот же самый». Красивый батничек, да и «левис» новенький. Хорошо у нас в стране ученики девятых классов одеваются, даже лучше, чем десятых.
– Да вот всё недорого купил, отцу премию большую дали на работе, так они мне денег выделили.
– Ну, насчёт «недорого» – это ты психиатру расскажешь. Недорого – это там, в странах западных, загнивающих, погибающих. А у нас «недорого» – это смотря для кого. Так мы в «Весну» идём папину премию отмечать?
– И папину премию, и мамино согласие, и бабушкино одобрение. И почему весной нам не сходить в «Весну», там не испить шампанского, не закусив пирожным, – вдруг неожиданно для себя продекламировал Вовик только что придуманную строчку.
– Вы, молодой человек, меня за последние полчаса уже второй раз удивляете – то своим внешним видом, то стихами о шампанском. Что у вас там ещё в запасе?
– А вот и такси уже подъехало, – сказал Вовик, махнув рукой проезжавшей мимо машине с зелёным огоньком. – И это всё только начало, – добавил он, повернувшись к Гордеевой.
– Даже не могу предугадать, что будет дальше, – сказала Лена. – Но огромное спасибо твоим папе с мамой, и бабушке тоже привет передашь…
У входа в бар безнадёжно топталась небольшая толпа человек в пятнадцать, с тоской поглядывая на массивные двери и внушительную фигуру швейцара, монументально и незыблемо стоявшего на защите интересов треста столовых и ресторанов со взглядом, устремлённым поверх голов страждущей публики куда-то в далёкое и светлое коммунистическое будущее или в такое же далёкое, но тёмное буржуазное прошлое. Селиванов пробрался через толпу и, вложив три рубля в ждущую ладонь, сказал взрослым голосом:
– Жанну позовите, пожалуйста.
Страж интересов общепита, кожей ощутив бархатистость трёхрублёвой купюры, очнувшись, враз подобрев, с достоинством кивнул головой и исчез за дверью. Он вернулся с одной из официанток, которая и была Жанна. Вовик объяснил ей, от кого он пришёл.
– Да, мне Сашка о тебе говорил. Ну, быстренько заходите, а то сейчас и вас, и меня затопчут. Кузьмич, держи двери…
И Кузьмич своей квадратной фигурой прикрыл образовавшийся проход, куда проскочили Вовик с Леной. Жанна посадила их за столик, где уже отдыхали парень с девушкой.
– Вот здесь можете час посидеть,